Скоро полесье, Протока и сам Каручай, и острог родной останется далеко позади. Выдохнула судорожно, надеясь на то, что князь Годуяр недолго будет лютовать. И Далебору теперь спокойнее — больше не будет на его пути попадаться. А там и забудет скоро свою спесь, вернётся к Любице своей. Хотя лучше бы и про неё тоже забыл…
Размеренно покачивалась на ставшей совсем ровной дороге повозка. Разговор тихий Огнедары и Миронеги неспешный сон навеивал, но Вейя всё елозила на лавке, хоть и удобно было. Перед глазами взгляд хазарича мелькал, разлёт резких чёрных бровей, глаза жгучие, как угли в обрамлении тёмных ресниц, твёрдая линия губ, всё же полных, сухих... Вейя головой стряхнула, разозлившись на себя страшно. Думать должна, как выведать хоть что-то о разбитой у хребта Каменного Кута ватаге отца, а поделать ничего не могла, мысли воедино собрать не могла. Возвращалась к хазаричу и дыхание задерживала от невольного ощутимого укола, когда вспоминала, как ласково касалась его Огнедара, которая для Тамира — тут уж без сомнения — имела особое место.
Вейя выдёргивала из себя, как корневища бурьяна ненужное, старалась вслушиваться в разговор Огнедары и говор степняков, доносившийся с наружи, топот копыт и пофыркивание лошадей, вглядываясь в открытую в войлоке для воздуха прореху, в котором был виден клочок затянутого седыми облаками неба. Помалу успокаивалась.
Глава 58
Осталось позади самое крайнее — одно из последних больших селей Полесья. Ещё целый день прятал хазарский отряд — осинник никак не желал отпускать из своей мглистой утробы, кутая прохладной сенью. Но дальше уже чащоба межевалась с прогалинами, пока серые тонкие осины сменились орешником.
В дороге особо занять себя было нечем, только болтовнёй разве. Миронега уже не так таилась. Вейя узнала, что пробыла она всю ночь в палатке у одного хазарина — Итлара. И теперь Миронега его стала, чему девушка ничуть не расстроилась, наоборот — даже устраивало всё. А вскоре путь стал ещё веселее, когда на одной из стоянок Огнедара принесла вместе с воином, что взялся ей помогать, целую гору тканей: свёртки шерсти, полотен льняных, из них некоторые даже крашеные были — богатство несказанное, были и шкурки меховые, и кожа — всего много, что Вейя слова потеряла от такого нежданного избытка. Как сказала Огнедара, Тамир велел в веси раздобыть. Девушкам одежду себе тёплую шить — в степи ветра сильные, да и холода уже близятся. За шитьём тревоги все забывались, за которое Вейя, как только случай выпадал, бралась охотно, не чураясь женской работы, любила даже посидеть за полотном, стежок за стежком накладывая — так мысли упорядочивались и в голову всякое дурное не лезло. В кибитке шить, конечно, не получалось много, только пальцы искалывала на колдобинах, что попадались под колёса, и порой встряхивало изрядно, хотя дорога всё больше ровней и плавней становилась. И всё ладно было, если бы только не хмурившееся небо, что нависало тяжестью над степью серой хлябью, не расходились облака несколько дней к ряду. На третий день уже не попадались даже реденькие лески — ольшаники низенькие в лощинах. Вейя всё выглядывала из кибитки, прищуривая глаза, смотря вдаль. Дышали просторы влажным тяжёлым ветром, что прокатывался от края до края лугов, вихрясь, взлохмачивая высокую пожелтевшую на открытой солнцу земле траву, толкаясь потоком прохладным в лицо, тревожа пряди волос и височные кольца, что обжигали скулы холодом. Польёт, к вечеру — точно. Тогда идти, конечно, труднее станет, а если ливень припустит, так и вовсе останавливаться придётся и дожидаться, когда землю сырую чуть пообветрит. Хотя наездникам можно и трогаться в путь дальше, только чаще остановки делать, чтобы животине отдохнуть дать, а вот гружёные кибитки за собой по грязи не потянешь — могут и колёса сломаться, и ещё какая приключится каверза, хоть груза в них и немного было, только то, что в пути пригодиться может. Но пока отряд шёл, хоть угрожающе ворочал ветер тяжёлые глыбы темнеющих облаков.