— Женись, — прошептала я.
Он поднял мою голову:
— Это невозможно, ты же знаешь.
— Еще сегодня утром ты собирался это сделать. Считай, что между нами ничего не было. Мы ошиблись, Паша. Нет, это я ошиблась, а ты был прав! На чужом несчастье…
— Аня, Аня, — перебил Молчанов, — Маша не заслуживает такого унижения. Я слишком ее уважаю, чтобы жениться из чувства долга. Я и так себя ненавижу. Я думал, что поступаю как порядочный человек, а на самом деле вел себя как мудак — с Машей, с Кириллом, с тобой…
В его голосе было столько презрения к себе, что сердце у меня сжалось. Он тоже себя казнил! Страшно представить, что с ним будет, если он расстанется с Машей, а она потеряет ребенка. Нельзя этого допустить.
— Нет, Паша, ты порядочный человек, но ты сам сказал: сложные обстоятельства, так бывает. Другого варианта нет. Иногда долг важнее любви. Ты не можешь бросить Машу…
Мой голос сорвался, Молчанов прижал меня к себе. Я выставила локти, чтобы удержаться от объятия, в котором нуждалась больше всего. Он понял, что я настроена категорически, спросил чужим голосом:
— Ты хочешь, что я бросил тебя?
— Да.
— А ты выйдешь замуж за Кирилла?
На этот вопрос я знала ответ:
— Нет. Я уйду от него, когда мы вернемся в Питер. А завтра что-нибудь придумаю, свадьбы не будет. Мы не поедем с вами в Лас-Вегас, это… лишнее. А ты постарайся наладить отношения с Машей. Еще недавно у вас было все хорошо.
— У нас давно не все хорошо.
— Все равно постарайся. Делай что должен, и будь что будет, — произнесла я самую унылую и пессимистичную фразу.
Он бережно провел руками по спине — от шеи, вдоль лопаток и до поясницы. Я непроизвольно задрожала. Он спросил, касаясь губами уха, словно целуя в последний раз:
— Это твое окончательное решение?
— Да, — вымолвила я, стараясь удержать подступающие слезы.
— Ради Маши?
— Ради Ани Молчановой. — Я больше не могла терпеть эту муку: — Иди, Паша, тебя ждут. И прости меня, если сможешь…
Я ревела в ванной, включив воду, чтобы ни Светлана, ни Маша не услышали моих всхлипов. Мне хотелось постучать головой об стену, чтобы уж наверняка выбить из нее всю дурь. Или дурь сидела не в голове?
Мне было нестерпимо стыдно перед Машей за то, что я переспала с ее женихом. Да, я послушала свое сердце, да, настоящая любовь все оправдывает, но почему же чувство стыда выжигало меня изнутри? Почему моя вина перед ней казалась такой безмерной, что хотелось выть от отчаяния?
Нам с Молчановым не стоило переступать последнюю грань. Мы должны были остаться людьми, а не превращаться в животных.