Путаясь в длинной юбке, я бежала по каменной лестнице, боясь опоздать. За эти дни я успела освоиться в замке и без труда могла в нем ориентироваться.
Ночь неспешно опускалась на королевство. Прохладный ветерок обдувал мое лицо, в то время как я бежала к воротам. Этот бедняга долго не протянет. Он наверняка потерял много крови.
— Открывайте, — крикнула я страже, остановившись у высокой преграды.
— Простите, дейра, — донесся до меня из темноты мужской голос, — не положено.
— Но там человек, — не унималась я. — Мы должны ему помочь.
— Я не могу открыть ворота по вашему приказу, дейра. Таковы правила, — ответил он.
От безысходности я ударила ладонью по шершавой деревянной поверхности.
— Открыть ворота. Немедленно, — раздался за моей спиной властный женский голос, который я узнала без труда.
— Да, Ваше Величество королева-мать, — незамедлительно ответил мужчина, и ворота со скрипом стали медленно открываться.
Мать короля, не обращая на меня никакого внимания, шагнула вперед. Ее лицо побледнело, а плотно сжатые губы дрогнули, когда измученный долгой дорогой мужчина не в силах больше держаться на ногах рухнул наземь. Рана на его груди кровоточила, а из левого плеча виднелось древко и черное оперение стрелы. Белокурые волосы были перепачканы, а на лице, до боли знакомом, виднелись запекшиеся пятна крови. Я склонилась, чтобы лучше рассмотреть путника, но уже в следующую секунду, вскрикнув, отпрянула, зажав рот рукой.
— Лекаря сюда, быстро, — крикнула мать короля, чуть пошатнувшись.
Впервые я видела эту железную леди такой слабой и уязвимой.
Кайра
— Он поправится? — спросила я, глядя как лекарь смазывает рану тягучей темно-коричневой мазью с неприятным запахом.
— Ваше Величество, — вздохнул он, накладывая поверх повязку из плотной белой ткани, — я не хочу вас обнадеживать. Да, он молод, и организм его крепок, но отрава распространилась по всему телу. Извлечь эту дрянь из него я уже не в силах. Он должен бороться сам.
— Стрела была без опознавательных знаков. Тот, кто ранил Риккардо, не захотел быть пойманным. Он пожелал остаться в тени, — произнесла я, глядя на едва различимое подергивание грудной клетки юноши, которое свидетельствовало о том, что он еще жив.
— Стихии смилостивятся над ним, — прошептала Марианна Бруон. — Он поправится. Обязательно поправится.
— Да будет так, — отозвалась я.
Только Риккардо Вэйтон сейчас мог поведать мне о том, что случилось у подножия Белого Хребта. Ему одному известно, почему почти за две недели Тэйлор не написал ни одного письма. Только он сможет сказать, жив ли мой мальчик.