– Люди меняются, – сказала Рушу. – Вкусы меняются. Но не еда.
– Неа, это все еда, – возразил Лопен. – Потому что я — по-прежнему я, знаешь ли. Я всегда был собой. Я твердо уверен лишь в одном: я – это я. Поэтому если вкус меняется, то с уверенностью можно сказать лишь одно: еда поменяла вкус, понимаешь? А значит, изменилась.
– Хм-м... Лопен?
– Что, селла?
– Тебе кто-нибудь читал «Рефлексию» Плидикса?
– Неа, – ответил Лопен. – А что?
– Просто ты говоришь так, будто ты поклонник...
– Поклонник? Еще ни одной женщине не удалось приручить Лопена, селла. А теперь, когда у меня самого две руки, и подавно.
– Ладно, не важно, – отмахнулась Рушу. – Рисн, мне следовало объяснить. Прошу прощения и за это. Видите ли, сегодня я обнаружила кое-что настораживающее.
– Когда увидели сантида? – уточнила Рисн.
– Хм-м-м? О нет. Тогда я прилегла вздремнуть. Нет. Утром эти два ветробегуна решили поиграться с моими даль-перьями.
– Поправочка, – встрял Лопен. – С ними игрался Уйо. А я как ответственный кузен подшучивал над ним.
– Хорошо, – согласилась Рушу. – Значит, в этом гениальном открытии виноват один Уйо.
– Именно он... – Лопен помедлил. – Гениальном?
– Гениальном? – переспросил Уйо.
– Он оставил в механизме алюминиевую фольгу. И она замечательным образом мешает взаимодействию сопряженных рубинов.
Рушу отодвинулась от кресла, встала и помахала куда-то вдаль.
Кресло закачалось.
– О! – воскликнула Рушу. – Это мне тоже следовало объяснить заранее. Навани бы расстроилась из-за меня. Рубины связаны с цепью и якорем – не главным якорем, не пугайтесь! Мы же не хотим отправить вас в стратосферу. Посмотрите вон туда, на дерево. Видите? Я попросила матросов вытащить маленький якорь и подвесить его на веревках к ветвям.
Издали помахал матрос. Рисн разглядела на дереве небольшой якорь. Рушу указала вверх, и матросы что-то сделали с веревкой...
Кресло Рисн поднялось в воздух на пару футов. Она закричала, вцепившись в подлокотники. Спавшая на камне Чири-Чири наконец проснулась, подняла голову и застрекотала.
– Очень неустойчивое, – пожаловалась Рисн. – Оно должно так раскачиваться?
– Нет. – Рушу расплылась в ухмылке. – Уйо, ты понимаешь, что сделал?
– Заставил... раскачиваться? – спросил тот и вдруг широко распахнул глаза. – Оно раскачивается! Раскачивается по сторонам!
Он что-то радостно выкрикнул на гердазийском и схватил Рушу за руку, едва сдерживая восторг.
Сидевший на камнях Лопен сложил руки на груди.
– Кто-нибудь объяснит, что такого восхитительного в этих раскачиваниях? – Он повращал бедрами. – Впрочем, выглядит забавно. Лопен одобряет раскачивания.