Вероятно, он и сам выйдет из себя, а я тихонько сольюсь и выполню все возможные меры, чтобы предупредить катастрофу.
Но Клаус не начал беситься, а только рассмеялся, хотя довольно нервно.
— Он мерзкий фальшивый человек, — заговорил он после некоторой паузы, видимо, тщательно подбирая слова для максимально этичной характеристики, — и странный. Просто жутко странный.
— Да, я заметила, — согласилась я.
Вроде бы пока все шло нормально, организм не подавал тревожных сигналов. Может быть, я зря беспокоюсь и ужин — это всего лишь ужин?
Нет, Женечка, ты слишком хорошо знаешь людей, чтобы покупаться на подобное. Нужно встать, извиниться и уйти. Найти повод, в конце концов.
— Ты просто ничего не знаешь, — продолжал Клаус, и его речь стала более эмоциональной. — Я вообще не понимаю, как отец его держит при себе… Он был влюблен в мою мать. Таскался за ней, как чокнутый сталкер, хотя она и была замужем. Ходил на все ее концерты, она уже боялась его. Потом пропал, объявился — и раз! Отец взял его телохранителем. Мне до сих пор кажется, что они с мамой… это… того… бр…
Я так увлеклась рассказом Клауса, что не сразу заметила, как внимательно мальчишка смотрит на меня. И вряд ли его интересовала моя реакция на рассказанную им семейную историю.
Он ждал. Вот черт. И как я могла так проколоться?
Я неуверенно поднялась с места и ощутила тягучую, мягкую тяжесть, разлившуюся в нижних конечностях. Пальцы тоже стали какими-то холодными и непослушными и при попытке ухватиться за спинку кресла я промазала и зачерпнула воздух.
— Ты что-то добавил в еду, — скорее констатировала, чем спросила я.
Клаус невинно закатил глаза.
— Нет, что ты, — откликнулся мальчишка и улыбнулся самой гадкой из всех имевшихся в его арсенале улыбок, — как ты можешь меня в таком подозревать… Я просто хотел накормить тебя ужином.
— И кто тут мерзкий фальшивый человек? — буркнула я и быстро, насколько это позволяло ставшее ватным тело, рванулась в сторону уборной.
Клаус насмешливо проводил меня взглядом Брута, только что всадившего нож в спину Цезаря.
Я захлопнула дверь ванной комнаты и на четвереньках доползла до унитаза.
В глазах предательски темнело, мысли путались. Все мышцы в теле расслабились и требовали поскорее отправиться в глубокий и сладкий сон. Конечно, вызывать рвоту было уже поздно.
Я распласталась на кафельном полу, и цветочный орнамент на стенах комнаты слился в одно яркое пятно. Глаза слипались.
Если ты не отравил меня, гаденыш, то, когда я проснусь, надеру твою самодовольную задницу ремнем… Да, ремнем…