Он поднял самодельный кол. Но как бы ни старался прижать его к груди, рука не слушалась. Словно инстинкт самосохранения был сильнее. Боже, как же это жалко? Он даже не мог покончить с собой.
Он сердито дерну рукой еще раз и был остановлен в процессе. Железная хватка сжала его запястье.
— Осторожней с этим.
Куин резко повернулся к Уоллесу.
Он бросил яростный взгляд на своего сира. Как он смеет его останавливать?
— Это моя жизнь! Мое дело, мой выбор.
— Нет! Это не так! Как ты смеешь желать расстаться с жизнью? Как смеешь тратить впустую силу, которую я тебе дал? Как будто это ничего не значит? Неужели у тебя нет никакого представления о твоей сути и твоем величии? — Он указал на дверь. — Тысячи люди желают оставаться молодыми и сильными, жаждут бессмертия. А ты, ты готов выбросить его в канаву! Бросить как старую шлюху.
Уоллес вытащил кол из его руки и швырнул в дальний конец комнаты. Вырвав руку из хватки отца, Куин оскалил клыки.
Ему не нужна была лекция от мужчины, который понятия не имел, через что ему пришлось пройти.
— Я не могу так жить! — Он избегал смотреть на родителя.
Уоллес успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Что случилось?
Куин сделал глубокий вдох, но, выдохнув, его слова прозвучали как рыдание.
— Она больше меня не любит… потому что я такой. — Он опустил взгляд. — Для нее я монстр. Которого она боится.
Высказав все, он почувствовал себя только хуже. Будучи человеком, он никогда не ощущал подобную. Даже при ранении на поле боя его тело не испытывало такой агонии.
— Я не могу так жить. Не понимаешь? Я сделал это ради Роуз. Без нее нет смысла продолжать жить.
Вечность без нее станет бесконечной ночью пыток.
Уоллес прижал его к груди.
— Сын, ты это переживешь. Твое сердце будет разбито много раз, пока ты не научишься его защищать. Люди, которых ты любишь, умрут. Ты потеряешь их одного за другим. Но другие придут на их место.
Куин рывком высвободился из объятий Уоллеса.
— Никто не сможет заменить Роуз!
— Ты любишь ее так сильно?
— Больше жизни.
Без нее он ничего не чувствовал. Только боль и холод.
— Мы все так говорим в молодости. У всех нас была женщина, которую мы считали лучше других. Особенная. — Уоллес внезапно отвел взгляд, словно вспомнив кого-то. — Такая красивая, что даже думать о ней больно. Видеть, как она стареет. Увядает. Ужасно больно. Но со временем все исчезает. Мы продолжаем жить. Боль временна. Мы могущественны. Никакая боль нас не сломает.
— Могущественны? Для чего? Чтобы жить в ночи? Без любви, без солнца?
Уоллес прищурился.
— Хочешь любви? Купи ее у шлюхи. Именно такая любовь тебе и нужна. Это заставит тебя забыть.