Она отстранилась, механическим движением сбросила с себя патрин и прошла к кровати. Опустившись на нее, свернулась калачиком и невидящим взглядом уставилась вдаль. В моих глазах зарябило от всколыхнувшихся вокруг ее фигурки радужных волн. В цвете преобладал фиолетовый. Боль прорывалась яркими вспышками, заполоняя все прочие эмоции.
Не знаю, что заставило подойти ближе и протянуть руку, словно пытаясь ухватить за эти фиолетовые щупальца, впивающиеся в ее ауру. Хотелось убрать их, заменить чем-то другим. Но вот чем? Я постаралась вызвать в памяти те моменты в жизни, когда чувствовала покой и счастье. Стараясь удержать это ощущение, посылала в сторону подруги энергетические волны.
У меня перехватило дыхание, когда увидела, как фиолетовый цвет начинает тускнеть, и в нем прорываются зеленые искорки. Неужели это делаю я? Каким-то образом я могу воздействовать на эмоции другого человека? Разве такое возможно? Это настолько ошеломило, что я опустила руку и тут же фиолетовые вспышки вновь стали усиливаться. Мотнула головой и радужные искры вокруг фигуры Эльмы исчезли. Дар снова спрятался внутри.
— Хочешь, чтобы я побыла с тобой? — глухо спросила, отгоняя мысли о том, что только что в себе открыла. Пока не могла понять, как к этому относиться.
— Не нужно, — тихо откликнулась Эльма. — Я немного полежу так, хорошо? Со мной все будет в порядке. Просто временная слабость.
— Мне очень жаль, дорогая, — вздохнула я, не решаясь сказать что-то еще, что только разбередило бы ей душу, и вышла из комнаты.
На сердце было муторно и тяжело. И я смутно чувствовала, что вряд ли дальше будет легче.
Кирмунд приехал на следующий день после обеда. Моментально мирная жизнь женской обители всколыхнулась, словно волны во время шторма. Все пришло в движение из-за визита столь важного гостя. Мы с Эльмой стояли у окошка моей комнаты и молча наблюдали за тем, как жрицы и прислужники обители с ног сбиваются, размещая короля и его военный отряд. Обычно на этой священной территории никогда не принимали такое количество мужчин. Жрицам полагалось хранить себя только для бога-дракона. Но когда в дело вступают интересы высшей монархической власти, даже священные законы оказываются попраны.
Я не могла отвести взгляд от горделивой фигуры всадника, находящегося впереди всех и наблюдающего за тем, как к нему приближается спешно вызванная тетя Готлина. С того места, откуда мы наблюдали, нельзя было четко различить черты лица, но мне это и не требовалось. Узнала бы этого мужчину из тысячи, даже если бы он нацепил маску, скрывающую лицо. Может, по тому бурному отклику, что немедленно возник при виде него. Ярость внутри нарастала, мешая нормально дышать.