Начались расспросы о жизни... Абкадыр рассказал, что рубит лес, возит на берег к реке.
— Хорошо платят? — с чуть заметной обидой спросил Могусюм.
— Хорошо! — добродушно ответил Абкадыр. — Теперь жить можно...
— Не жалко леса? — обратился к нему Гурьян.
— Чего жалко? Башкирам деньги надо, — ответил Абкадыр.
Могусюмка не подал виду, но слова эти поразили его.
— Теперь товара много всякого продают, — продолжал хозяин.
Один из низовских мужиков, по его словам, взял подряд на поставку бревен, уговорился с башкирами и вырубал лес. Работали сами башкиры, и, по словам Абкадыра, все очень довольны.
— Пусть рубят, — подтвердил Бикбай. — Разве лучше за каждым куском ходить к бояру?
Боярами здешние башкиры называли и своих баев, и заводского управляющего, и хозяина завода.
— Теперь уж бояр вас не лупит? — спросил Гурьян.
— И прежде башкир не лупил. Башкир — вольный!
— Низовские были барские, их лупил бояр, — ответил Абкадыр. — Кто урока не справит. Да заводских...
Башкиры подсмеивались над Гурьяном, хотя и слыхали, что одного из самых грозных бояр он закинул под молот.
— Почем же вам за лес платят? — спросил Гурьян.
— Сосновое бревно — девять аршин длина, шестнадцать вершков толщина — двадцать копеек...
— Старший сын поступает служить на завод, — продолжал хозяин. — Будет полесовщиком, ему выдали фуражку, дадут оружие...
А Бикбай стал жаловаться, что поссорился с низовцами.
— Каждое лето я продавал Акинфию поляну...
Гурьян догадался, что Бикбай не продавал, а сдавал косить за плату. Когда-то Бикбай мечтал, что община выделит ему пай. Он добился этого и стал извлекать выгоды, сдавать землю в аренду.
— Сколько же ты брал с Акинфия?
— Да за осьмушку чая один год сдавал. А другой год за табак... Но вот беда. Нынче приехал землемер. Акинфий говорит, что там его земля, гонит меня...
— Да велика ли поляна?
— Не знаю...
— Сколько десятин? — спросил Гурьян.
— Косил он маленькую поляну. А занял земли много. Наверно, пять десятин или, может быть, десять, — ответил Бикбай.
Старик признался, что еще в прошлом году он «продал» поляну не только Акинфию, но и еще одному заводскому мужику и с того тоже получил пачку табака. Когда дело выяснилось, Акинфий рассердился, выгнал заводского соперника, подрался с Бикбаем, а нынче заявил землемеру, что земля всегда принадлежала ему. Бикбай пошел жаловаться. Он доказывал землемеру, что эта земля принадлежит общине, что он лишь часть своего пая сдавал.
Рассказы затянулись до глубокой ночи.
Утром Гурьян уезжал на завод.
— Ну, прощай, не балуй зря, — сказал он Могусюмке. — Если опять будут разговоры — слушай, на ус мотай, а сам не попадайся.