…«Сами виноваты, виконт, - говорит чернобородый мужчина, разглядывая меня, вжавшуюся в кресло. – Не надо было лезть под руку, так что теперь не скулите». Мне и правда слышен тонкий не то стон, не то плач. Мужчина хочет взять меня на руки, но тут раздается истошный крик: «Я вам не позволю!». Юноша бросается на мужчину, отталкивает его, заслоняет меня. Он зажимает левой ладонью глаз, между пальцев сочится кровь – каплями, струйками. Кровь льется на плащ, укутывающий меня, на мое платье. Я не кричу только потому, что меня сковало страхом от макушки до пяток, и я могу только тянуть на голову полу плаща, пытаясь спрятаться. «Не глупи, Вирджиль, - говорит чернобородый мужчина. – Я всего лишь проверю, какая у неё кровь». «Возьми мою!», - говорит юноша яростно. «Ты – мой сын. Я никогда не позволю принести тебя в жертву», - слышу я в ответ. «А чужих детей позволишь? – зло кричит юноша и добавляет: – Всякого, кто тронет ее, я убью. Клянусь. Клянусь своей кровью!», - он отнимает руку от лица и стряхивает капли крови на пол, читая нараспев что-то непонятное. Но я вижу только страшную глубокую рану на месте левого глаза. «Дурак, - раздраженно бросает чернобородый. – Думаешь, справишься с таким колдовством? Брось, Вирджиль…». Я прячусь под плащ, потому что потом становится совсем страшно – все кричат, что-то падает, что-то оглушительно грохочет…
…юноша гладит меня по голове, зажимая ладонью левый глаз. Вернее – пустую глазницу. Лицо его кривится от боли, но он пытается улыбнуться. Теперь в комнате тихо, только потрескивает огонь в камине. Я вижу справа на полу толстые ноги в огромных черных сапогах, и боюсь смотреть дальше. «Не бойся, - повторяет юноша и кладет ладонь мне на макушку. - Это не страшно, ты ничего не почувствуешь»…
…я в белом утреннем платье, сижу за столом, болтая ногами, хотя Летиция ругает мня за это – хорошим девочкам нельзя баловаться за обедом. Но я все равно балуюсь, потому что это смешит Вирджиля. Он сидит напротив и корчит уморительные гримасы. Его левый глаз закрыт черной лентой. Потому что Вирджиль – пират. Он сам так сказал. Он рассказывал мне сказку про пиратов, и сказал, что он – главный пират. Только я не верю. Пираты – злые, они хотят чтобы у них было много, много золота, и воруют его у честных и хороших людей. А Вирджиль – он не злой. Он добрый, и самый хороший. Он лучше всех на свете!..
...«Смотри, какая кукла», - Вирджиль протягивает мне коробку, в которой сидит барышня с фарфоровой головой. На барышне розовое пышное платье, шляпка с перьями и башмачки, украшенные шелковыми бантами. Но зачем мне ещё одна кукла? У меня их уже десять. И все они – скучные. Потому что они молчат. Не могут говорить, не могут играть, и ничего не едят. Я надуваю обиженно губы и отталкиваю подарок. Глаза Вирджиля становятся грустными. Он больше не пират и не носит черную повязку. И так он ещё красивее. И таким я люблю его ещё больше. Я обнимаю его за шею, прижимаюсь щекой к щеке и жалуюсь, как мне плохо живется, потому что Летиция не умеет бегать наперегонки, а сэр Томас не умеет заплетать косы. «Хочу играть с другими детьми, - капризничаю я. – Сэр Томас сказал, на свете много других детей. Почему я не могу с ними играть? Почему ты меня не выпускаешь?». «Эмили, маленькая, - Вирджиль ласково щипает меня за щеку. – Ты забыла? Нам нельзя за стены. Это такая игра, мы должны прятаться. Понимаешь?». «Нет, - я уже почти плачу, - хочу играть с другими детьми!». Вирджиль вздыхает, а я начинаю хныкать…