- Я уже вышел из возраста, когда ходят в клуб на танцы.
Тут я вспомнил одного моего однокурсника, из деревеньки родом. Он рассказывал про танцевальные обычаи своих земляков, и мне запомнилось царившее там негласное правило: дама, отказавшаяся после танца отдаться кавалеру, немедленно получала в морду. "Раз танцуешь - значит, и всё остальное", - объяснил мой друг. "Но знает ли дама, что за отказ от дальнейшего она получит по морде? " - спросил я наивно. "А как же, степенно ответил тот. - Конечно, знает". "И все равно отказывается? " "Отказывается". "И все равно танцует? " "Танцует".
В той же деревне, раз уж зашла о ней речь, был у моего товарища дядя, так этому дяде он потом носил передачи в "Кресты". Дядя получил два года за ограбление продуктового магазина. Оказалось, что его застыдили: вся деревня давно отсидела, а дядя вообще не сидел. Вот он и решился: взломал дверь и унес два ящика водки. Вся деревня пила эту водку, и менты тоже пили, а когда допили - посадили дядю.
Песни ушедших времен
Когда в электричке запели в очередной раз, я подумал, как быстро мы забываем вещи, без которых прежде не мыслили своего существования. Еще два года тому назад я катался на работу в пригород и всякий раз, приближаясь к Лисьему Носу, изображал засыпание. Мне не удается заснуть в электричке, но я удовлетворялся законным правом на дремоту и усердно ее изображал. И тут в вагон входил кряжистый человек с баяном. В его репертуаре значилось только одно блюдо: песня "Малиновый звон", и сам он был с малиновым лицом; эта песня давно уже сделалась неотъемлемой частью придорожного пейзажа. Малиновый мудозвон пел очень громко, это многим нравилось, ему щедро подавали и говорили "бис", а я бормотал рифму к "бису".
А потом появлялся Валентин. Этот человек существовал исключительно в поездах, он бродил по ним и собирал бутылки, но с какой-то таинственной целью, не на продажу или не только на продажу, потому что брал всякие, даже пластиковые. И пел он тоже не ради денег, потому что никаких денег его пение не стоило, никто ему ничего не давал, он просто кривлялся в дверях, будучи в неизменно приподнятом настроении, и что-то рычал, а мотив угадывался не сразу.
Однажды, когда он был в особенном ударе, Валентин громко сказал, что учился в итальянской школе, и очень медленно, с гримасами и приседаниями, исполнил Мамбу-Италию. Но потом зарыдал и признался, что все наврал.
Как-то раз он явился с найденным на помойке черным зонтом. Этот зонт, весь в рваных дырах, совсем разрушился и свисал с ломаной ручки сплошным полотнищем, подобно развернутому флагу "Веселый Роджер". Оказалось, что это не просто счастливое приобретение, а реквизит, приспособление для драматической импровизации. Валентин, ломаясь и содрогаясь в корчах, затянул песню, из которой все стало ясно. "Главней всего, - пел Валентин, - погода в доме! А все... другое... суета! Лишь я! И ты! А все, что кроме! Легко уладить с помощью зонта!"