Когда мой дядя был послан королем Феса послом к королю Томбутто,[320] я поехал с ним вместе. Когда мы прибыли в область Драа, удаленную от резиденции этого синьора на 100 миль[321] или около того, до его ушей неожиданно дошла молва о моем дяде, который действительно был красноречивым оратором и изящным поэтом. Он послал письмо синьору Драа, прося его прислать дядю к нему, так как хотел его видеть и познакомиться с ним. Мой дядя извинился и ответил, что вестнику короля не позволено делать визиты синьорам, отклоняясь от своего пути и откладывая королевскую службу, однако, чтобы не показаться гордым человеком, он пошлет своего племянника поцеловать ему руку. И он послал меня с почетными подарками, которые состояли из пары изящных стремян мавританской работы ценою в 25 дукатов, пары очень красивых шпор также изящной работы ценою в 15 дукатов, пары шелковых шнуров, оплетенных золотой нитью, — один фиолетовый, другой синий — и очень красивой книги в новом переплете, в которой были жизнеописания африканских святых и песня, написанная в похвалу этому синьору. Я пустился в путь с двумя всадниками и потратил на путешествие четыре дня. За это время я также сочинил песню в похвалу ему.
Когда я прибыл в город, оказалось, что синьор вышел из своего дворца, чтобы с большой пышностью отправиться на охоту. Узнав о моем прибытии, он сразу же приказал позвать меня к себе. После того как я приветствовал его и поцеловал ему руку, он спросил меня, как поживает мой дядя. Я ответил, что дядя чувствует себя хорошо и что находится на службе у его превосходительства. Синьор приказал назначить мне квартиру и сказал, чтобы я отдохнул, пока он вернется с охоты. Вернувшись глубокой ночью, он послал позвать меня во дворец. Придя во дворец, я снова поцеловал ему руку и затем, восхвалив его, вручил подарки. Когда он их увидел, он очень обрадовался. Наконец, я передал ему песню моего дяди. Он приказал своему секретарю прочесть ее. По мере того как секретарь объяснял ему содержание стихотворения одну его часть за другой, на лице синьора можно было видеть знаки величайшей радости. Когда чтение и объяснение было закончено, синьор сел и принялся есть, я же был недалеко от него. Кушанья состояли из жареного и вареного мяса баранов и ягнят, завернутого в тончайшие листки теста вроде широкой лапши, но более твердые и толстые, чем тесто такой лапши. Затем принесли кускус, фтет[322] и другие кушанья, которые я теперь не могу вспомнить. После окончания еды я поднялся на ноги и сказал: «Синьор, мой дядя послал вашему превосходительству маленький подарок — такой, какой может сделать бедный ученый, чтобы вы знали добрые намерения его души и сохранили для него уголок в вашей памяти. Я же, его племянник и ученик, не имея иного способа выразить вам свое почтение, делаю вам подарок в словах, так как, несмотря на свою юность, желал бы быть в числе слуг вашего высочества». Сказав это, я начал читать свое стихотворение. Пока я его читал, синьор то спрашивал о непонятом, то смотрел на меня, которому было тогда шестнадцать лет. Когда я прочел стихотворение, он разрешил мне уйти, так как устал от охоты, а время для сна уже наступило. Утром следующего дня синьор пригласил меня завтракать вместе с ним. После завтрака он дал мне 100 дукатов, чтобы я отдал их своему дяде, и трех рабов, которые служили бы дяде в его путешествии. Мне он подарил 50 дукатов и лошадь, а каждому из двух моих спутников по 10 дукатов. Он поручил мне сказать дяде, что эти маленькие дары — награда за стихотворение, а не ответные подарки за то, что было подарено ему, так как он сохраняет за собой право выразить свою горячую благодарность по возвращении дяди из Томбутто. Он приказал одному из своих секретарей показать нам дорогу и, пожав мне руку, разрешил утром уехать, так как должен был совершить набег против каких-то своих врагов. Я же, попрощавшись,