— Давид, скажи мне, почему ты привёз её сюда? — поворачивается к брату Инна. — Почему не хочешь отвезти в центр?
— Обсудим это не при ней, окей? — холодно отвечает он.
— Хорошо.
— У тебя есть какие-то вопросы, Полина? — спрашивает меня Инна. — Я просто тороплюсь.
Полно у меня вопросов… Даже не знаю, с чего начать. И можно ли вообще задавать эти вопросы…
— Я не могу уехать домой, да? — спрашиваю я.
— Да, — жёстко отвечает Давид. — Не можешь. К тому же встаёт вопрос — на что? И я так понимаю, что твой страх перед полицией — имеет достаточно серьёзные основания. С сегодняшнего дня ты эскортом заниматься перестанешь и будешь работать на меня. Хочешь ты того, или нет. Потому что теперь — ты моя.
Я ничего не отвечаю ему. Мы встаём и Инна приносит мне шёлковый сиреневый халат, и, когда я, к своему облегчению надеваю его, говорит, чтобы я села за стол, где уже сидит Давид. Он просматривает что-то в телефоне. Инна щедро накладывает нам еды, но, мне кусок в горло не лезет, хотя я давно голодна. Но вообще больше всего сейчас я хочу, чтобы меня просто оставили в покое, и я могла бы хотя бы немного поспать.
Пока я ковыряю вилкой греческий салат, Давид заканчивает есть и встаёт. Инна ставит посуду в посудомойку и отзывает его в сторону. До меня доносится часть их тихого, приглушённого разговора.
— Я ни в коем случае не оспариваю твоих решений. Но ты же не можешь оставить её в доме.
Впечатление, будто они говорят о бездомной собаке…
— Могу. И оставлю.
— Как хорошо ты её знаешь, Дава? Я улечу сейчас, а слуг сейчас в доме нет. Ты же не знаешь, на что она может пойти. Если я правильно тебя поняла, она — совершенно случайный человек.
— Ты напрасно волнуешься. Я знаю, что делаю.
— Хорошо. Тогда больше не лезу. И всё же мне непонятно, почему ты делаешь такое исключение для неё… Она тебе нравится, да?
Его ответ я не слышу. Возможно, его и не было.
Инна поднимается на лестнице на второй этаж и скрывается в недрах дома. Давид подходит ко мне.
— Поторопись.
— Я хочу спать… — тихо говорю я.
— Скоро поспишь, — он кивает на тарелку. — Доедай.
Я заставлю себя опустошить тарелку и он указывает мне на посудомоечную машину. Убираю посуду и замираю в ожидании.
— Пойдём, — кивнув в сторону лестницы, говорит мне Давид.
Мы поднимаемся на второй этаж, который из себя большую многоугольную площадку с мраморным полом, где мозаично изображена картина человека с восемью руками и с восемью ногами. В каждой маленькой, но высокой стене находятся очертания двери. Давид вынимает из кармана какую-то стальную штуку, напоминающую то ли брелок, то ли маленький пульт, и нажимает одну из крохотных кнопок. Одна из дверей бесшумно отодвигается в сторону. В проёме темно.