— Но как же… — начала я и осеклась. Кто знает, какие эмоции прячутся за веселыми глазами и беззаботной улыбкой? Пропускать внутрь себя чужую боль, раздражение, отвращение?
— Не переживай, Адерин, — Каэли снова поняла все без слов, — Я ведь все-таки слышащая, на первом занятии я не обрушу на тебя все богатство своего сердца, — девушка ободряюще улыбнулась, я постаралась ответить тем же, но губы плохо слушались.
— Не переживай. Обещаю, сегодня больно не будет, — добавила преподаватель.
С одной стороны обнадеживающе, с другой… сегодня? А в следующий раз? Хотя… Буду решать задачи по мере их поступления. Сегодня не будет — и хорошо. Пора бы мне действительно переставать шарахаться от каждого звука — слышащая я или где? А Каэли может мне помочь. Значит, слушаем и запоминаем.
Увидев на моем лице решимость, девушка снова улыбнулась и прошла к своему месту. Перед деревянным струнным инструментом на подставке лежал коврик, на котором Каэли и устроилась, поджав ноги. Проворно нацепив на пальцы коготки-плекторы, она бросила на меня взгляд, чтобы удостовериться в готовности ученицы. Готова я не была, но все равно кивнула.
Ее руки на мгновенье застыли над струнами, а потом стали порхать над ними, совершая плавные движения. Пальцы нежно перебирали натянутый шелк, извлекая мягкий, но звонкий звук. Складывалось ощущение, что девушка не дотрагивается до струн, что они начинают вибрировать еще до того, как она поднесет к ним диковинный медиатор из слоновой кости, прочно закрепленный на пальце. Ее руки танцевали. Да, здесь определенно было чем полюбоваться, даже происходи это действо в абсолютной тишине. Но тишины как раз и не было.
Ненавязчивая мелодия далеких стран собственными переливами мягко, но неотвратимо заполняла собой пространство, проникая в частицы воздуха. Мои ладони начали знакомо зудеть, но не сильно, а будто их поддразнивало невидимое перышко. Вспомнив слова Каэли о том, что мелодию нужно пропустить через себя, я выдохнула и закрыла глаза. Звуки неслышимой ранее мелодии будто концентрировались вокруг меня плотным коконом, облепляли кожу, застилали пеленой пространство, не давая прохода воздуху. В какой-то момент я поняла, что действительно перестала дышать, и живительной субстанции мне не хватает на критическом уровне. Не оставалось ничего другого кроме как сделать вдох, но сознание отчаянно сопротивлялось: вокруг не было воздуха, только музыка, чужая музыка, которая может причинить мне боль! Боль… Я зажмурилась. Я слышащая, музыка — мой воздух, моя вода, мой солнечный свет. Я не могу больше отгораживаться от нее. И я вдохнула. Вдохнула, казалось, саму мелодию. А та понеслась внутри моего организма, проникая в кровь, а за ней в каждую клеточку моего естества. Больно не было. Я почувствовала приятное удивление, довольство, гордость и немного насмешки, они волной разливались в моем теле, тем не менее, не перемешиваясь с моими чувствами потрясенного восторга. Я будто стала сосудом, в котором сейчас плескалось игристое вино, приятно щекочущее выходящими пузырьками оболочку.