Консерватория: мелодия твоего сердца (Синеокова) - страница 64

Потрясенная, я распахнула глаза. Первым, что предстало моим глазам, была довольная улыбка Каэли. Она отняла пальцы от струн и произнесла:

— Неплохо, Рина, ты умница, — я улыбнулась в ответ, не скрывая собственного ликования. Музыка покинула мое тело, вновь превращая его в плоть и кровь, но память о невероятном состоянии еще хранилась на краешке моего сознания.

Дождавшись, когда в моих глазах появится осознанное выражение, Каэли прищурилась и сказала:

— А теперь еще раз.

Я кивнула. Пальцы наставницы вновь вспорхнули над инструментом, чтобы резко и быстро пробежаться по ним. Эта мелодия была совсем другой: решительной, бесцеремонной, колючей и несла в себе совсем другие эмоции. Долг, честь и недовольство тем, как иные люди воспринимают эти понятия. Каэли будто не струны дергала заостренными коготками из слоновой кости, а мою кожу. Я судорожно сглотнула и снова закрыла глаза. Больно не было, но и приятно тоже. Десятки когтей будто проводили по всей длине моего тела полосы, то ли вычерчивая одним им понятные узоры, то ли стремясь проникнуть глубже, к самому центру моего существа. Пустить. Нужно пропустить, убрать физическую преграду, но в голове тревожным колоколом бьет страх. Нахмурившись, и ощущая предательскую дрожь собственного тела, решительно выдыхаю и делаю усилие, представляя, как кожа добровольно расходится, давая коготкам дорогу. Раз слышащая сказала, что так надо значит, так надо! Я ощущаю, как десятки маленьких коготков с предвкушением устремляются вглубь моего тела, расщепляя меня на частицы, разрезая строптивую оболочку на опадающие на пол ленты, соединяясь в самом центре того, что было человеком Адерин Лори, в яркий колючий клубок. Клубок, приносящий дискомфорт, неудовлетворение, чувство неясности и протеста, который спустя такт триолей осыпается пеплом, оставляя после себя чистоту, пустоту и удивление.

Музыка иссякла. Я дрожащей рукой, которую вновь стала ощущать частью себя, стерла испарину со лба и открыла глаза. Во взгляде наставницы читалось одобрение и сочувствие. Тем удивительнее мне было услышать решительное:

— Хорошо. Еще раз.

* * *

Грейнн Бойл с силой пнул камешек гравия носком ботинка, не понимая, что делает у одного из задних входов в консерваторию. Что он вообще здесь делает три раза в неделю, в то время, когда Адерин Лори бегает непонятно к кому, непонятно зачем? Хотя… почему же… очень даже понятно зачем. Молодой мужчина с силой сжал зубы. Хватит этой блажи! Вечер давно перестал быть ранним. Да судя по расположению луны, вечер в принципе давно перестал быть. Личная жизнь этой барышни — только ее дело, почему она должна его волновать? Почему, мрак его побери, она его волнует?!