– Да что у нас брать, Мариш, – с преувеличенной бодростью отозвался Косоглазый и отвернулся, чтобы девушка не видела кровь.
Она не увидела. Зато заметила обувную ложку у Сергея в руках и удивилась:
– Куда-то собираетесь? Но вы же только приехали.
– Э-э, нет. Просто хотел разуться, – неудачно соврал Серёжа.
– Ну так разувайся и проходи.
– Хорошо…
– Вот и хорошо, – заключила девушка и ушла, строго взглянув на близнецов напоследок.
Косоглазый явно предупреждал, кого привезёт, да и наверняка его дочь повидала тут и не такое. Сергей не нуждался ни в чьём принятии. Но в этом нуждался Герман. Так что Сергей был благодарен Марине за то, что она не испугалась близнецов, и часть благодарности, сам того не желая, перенёс на её отца.
– Мне очень жаль, – сказал Серёжа вместо извинений. – То есть… я был прав, ясно? Но мне всё равно жаль, что так вышло.
Косоглазый стёр кровь с лица, которое не выражало ни злости, ни гнева. Одну усталость.
– По крайней мере, ты перешёл со мной на «ты». Это ещё не дружба, конечно, но хоть какое-то развитие отношений. А теперь, если не возражаете, я покажу вам комнату. Спать хочется зверски.
Он проводил их в спальню, и Сергей, не раздеваясь, лёг поверх покрывала. Сначала он думал о том, что надо дождаться, пока Косоглазый уснёт, и бежать отсюда, а потом уже ни о чём не думал.
Спустя какое-то время, когда он был уверен, что брат заснул, и сам уже начал дремать, раздался сдавленный всхлип. Сергей с трудом разжал пальцы правой руки, которыми Герман вцепился в край покрывала, и погладил брата по голове – безотчётным, инстинктивным движением.
– Ты был прав! – выдохнул Герман и задрожал всем телом, больше не сдерживаясь.
– Ну не плачь. Не плачь. Не плачь, – шептал Серёжа. – Где ты, там и я, помнишь? Я с тобой. Я всегда буду с тобой.
Пальцы перебирали волосы брата. В этот момент Сергей чувствовал себя с ним одним целым, которым они, наверное, были в момент рождения, и страдание Германа сливалось с его страданием.
Сергею снились звуки ссоры. Откуда-то он знал, что ссорятся насчёт них с братом, и хотел сбежать, и сбежал – ещё глубже в забытье, туда, где уже нет снов, только тающая на коже темнота южной ночи.
Он проснулся оттого, что солнце разожгло пожар на внутренней стороне век, и заморгал сухими ресницами.
Перед глазами вставали стены, обитые мягким материалом, как в палате психбольницы. К стенам были пришиты тканевые постеры: Пирамидоголовый из Silent Hill и изображённый в японском стиле Чебурашка.
На подоконнике, читая книгу, сидел парень, ровесник близнецов. Между его худыми плечами горной грядой возвышался горб. В первый раз Серёжа увидел уродство со стороны и с щемящим чувством отметил его патологическую притягательность.