Дон Мигель уставился на алые от вина губы жены. Ему в голову пришла простая, и в то же время приводящая его в отчаяние мысль: он был бы рад пить с ее губ худшую горечь, чем намешанную в том чертовом пойле, которым она потчевала его долгих две недели!
– Хорошо, – криво усмехнулся он, с трудом отрывая взгляд от ее лица. – Давайте ваше… э-э-э лекарство.
Напиток оказался приятным, горько-сладким, с пряными нотками и почти понравился ему.
Беатрис молча стояла рядом с креслом, ожидая, когда муж допьет вино.
– Вы как будто опасаетесь, что я выплесну вино в окно, – не удержался он от иронии.
«И в самом деле, кто-то из слуг уберет кубок, почему я не ухожу…» – подумала она, но вслух сказала:
– Возможно, вам понадобится вода, чтобы перебить плохой вкус. И это даже не лекарство, астрагалиус поддержит ваши силы.
– Право, вы так заботливы, что я начинаю думать… – пробормотал де Эспиноса и нахмурился.
– Что… думать? – с забившимся сердцем спросила Беатрис.
– Ничего, донья Беатрис, – поставив пустой кубок на стол, он отвернулся к окну.
Беатрис смотрела на резко очерченный профиль Мигеля, суровую складку у губ, обильно посеребренные сединой волосы, и осознание его гордого одиночества и неизбывной боли вдруг нахлынуло на нее. И тогда ее сердце затопила нежность к мужу.
– Мигель, – прошептала она, затем наклонилась к нему, и, взяв его лицо в свои ладони, мягко повернула к себе: – Мигель…
В его глазах было изумление, кажется, он хотел что-то сказать… или, может, отстраниться? Но Беатрис уже тянулась к его твердо сжатым губам. И прильнув к ним своими, вновь ощутив их вкус, она больше не думала ни о чем.
Де Эспиноса развернулся к ней, его руки осторожно коснулись ее плеч, затем он притянул жену к себе. Он не хотел задаваться вопросом – почему после стольких месяцев отторжения, она снова рядом, он просто наслаждался ее близостью. Беатрис опустилась на колени мужа, обвивая руками его шею, и де Эспиноса судорожно вздохнул, прикрывая глаза: Беатрис, его драгоценная жена, вернулась к нему!
– Я не мог и надеяться… что это еще возможно между нами… – прошептал он едва слышно, гладя Беатрис по спине.
– Мигель, я…
– Не надо, – прервал он, – не говори ничего, просто будь… Нет, скажи: простишь ли ты меня?
– Я простила… – очень тихо ответила она и уткнулась лицом ему в грудь.
* * *
Остаток дня прошел для Беатрис как в полусне. Она пыталась понять, что побудило ее бросится в объятия мужа.
«Получается, я люблю его? Как прежде?» – с удивлением спрашивала она себя и сразу же отвечала: «Нет, не как прежде… а как?»
Она вдруг осознала, что испытывает к нему не пылкую страсть, как в начале их брака, а нежность, которая ласковым теплом наполняла ее душу.