Лепестки на волнах (Anna) - страница 208

«Я окончательно превратился в несносного подозрительного старца» – он усмехнулся своим страхам и высвободил плечо из-под головы жены.

Его халат был сброшен рядом с кроватью, а рубашка отыскалась под креслом.

– Мигель… – сонно пробормотала Беатрис.

– Спи, сердце мое.

– Не уходи, – она приподнялась на локте.

– Ты хочешь, чтобы я остался? В самом деле?

– Очень, – Беатрис лукаво улыбнулась. – И еще мне холодно.

– Плутовка, – он рассмеялся. – Я догадался.

Беатрис откинула край одеяла:

– Дон Мигель, не соблаговолите ли вы лечь здесь?

Де Эспиноса наклонился к жене и хрипло сказал, целуя ее:

– Я люблю тебя. Боже милостивый, как же я люблю тебя, Беатрис…

Часть пятая. Под сенью яблонь Сомерсета

Летом 1699 года Питер Блад принял очередное судьбоносное решение.

Дождливый день

В один из первых дней июня Блад, покуривая набитую вирджинским табаком трубку, смотрел, как по оконным стеклам его кабинета, служившего также и библиотекой, скатываются змеящиеся струйки дождя. Мир за окнами был однообразен и уныл. Впрочем, дождь прекращался, и сквозь серую хмарь облаков проступало бледно-голубое небо. Блад открыл окно и выглянул наружу, вдыхая влажный воздух, несущий запах листвы и мокрого камня. Ничего не напоминало о событиях более чем десятилетней давности, положивших начало его одиссее, люди не струились бесконечным потоком по улицам города, и из окон напротив никто не разглядывал Блада ни с осуждением, ни как бы то ни было еще. Но солнце, вдруг выглянувшее из-за туч, превратило черепицу островерхих крыш Бриджоутера в серебристую морскую рябь, а небо налилось густой, нездешней синевой…

Мысленно он перенесся в июньский день 1696 года. Терсейра, форпост Европы в Атлантике, рубеж между двумя мирами…

…Как он и предполагал, в Ангре-ду-Эроишму у них не возникло сложностей с поиском корабля. Бриг «Святой Георгий» готовился взять курс на Бристоль, и его капитан чрезвычайно обрадовался новым пассажирам. Ровно через неделю, с утренним отливом «Святой Георгий» поднял якорь. «Сантиссима Тринидад» лишь днем ранее покинула гавань.

Блад стоял на полуюте, глядя на пенную кильватерную струю. Он размышлял о событиях последних недель. Стечение обстоятельств, приведшее к встрече с заклятым врагом, едва не стало роковым. Хотя в самой встрече как раз не было ничего сверхъестественного. И единственное, на что можно досадовать – это на собственную самонадеянность. Раз уж он рискнул воспользоваться караванными путями испанцев.

Он полагал, что существует не так уж много вещей, способных удивить его, однако дон Мигель де Эспиноса преподнес ему сюрприз. Блада поражал не сам факт, что жестокий испанец обзавелся семьей, а глубокая любовь, которую тот испытывал к жене, раз уж смог преодолеть себя и обратиться к врагу за помощью. Знойный полдень и глухая осеняя ночь… Более несхожих по натуре супругов трудно представить. Он думал и о младенце, которому помог появиться на свет. Диего де Эспиноса. Что же, хотелось надеяться, что судьба этого Диего сложится иначе…