Случилось так, что и Маша, самая красивая женщина во всем мелкочиновном московском истеблишменте, и Матвей Иванович родились 19 июня, правда, с такой большой разницей, что о каких-то взаимоотношениях между ними поначалу не могло быть и речи. Но судьба распорядилась по-иному, еще раз подтвердив тривиальную фразу о том, что любви все возрасты покорны.
Три года назад, когда была еще жива жена Хвостова Татьяна Васильевна, на свой день рождения он пригласил нескольких сослуживцев, в том числе и психолога социальной службы, только что окончившую университет Марину Куницыну. В общем-то, она попала на его день рождения случайно: Хвостов решил, что мужскую компанию стоит разбавить хотя бы несколькими представительницами прекрасного пола, чтобы праздник не превращался в грандиозную пьянку отставных офицеров спецслужб. Тем более что был повод отметить сразу два дня рождения. Но то, чем это приглашение обернется, Хвостов предвидеть не мог.
Матвей Иванович никогда не верил писателям, которые ограничиваются в своих творениях одной-единственной фразой: «Любовь вспыхнула, чтобы сжечь в ярком огне души обоих влюбленных». Он, даже не будучи большим знатоком литературы, смеялся над потугами литераторов изобразить на бумаге вспыхнувшее чувство банальным и миллион раз использованным образом. И тем не менее их любовь родилась именно из пламени. Настоящего, а не придуманного.
…Когда в кабинет, что занимали Куницына с коллегой, в обязанности которых входило помогать обиженным жизнью пенсионерам, инвалидам и просто неудачникам, вошел невзрачно одетый мужичок лет сорока, ничто не предвещало беды.
— Меня зовут Николай. Фамилия — Бездомных, — сказал он. — Мой дед после войны рос в приюте. А теперь и я полностью соответствую своей фамилии.
— Поясните, — попросила Маша.
— Меня десять лет назад посадили в тюрьму, — сказал Бездомных. — В тюрьме я стал инвалидом. Я не могу иметь детей… И вообще ничего не могу. Вот документ, — протянул он справку об освобождении из колонии.
— За что вы отбывали срок? — автоматически спросила Маша. — Впрочем, это неважно. У вас до… наказания была квартира?
— Была. Моя собственная квартира, — с нескрываемой яростью, но очень тихо произнес посетитель. — Квартира моего деда, который стал известнейшим ученым.
— И что с ней стало? — спросила коллега Маши, пожилая, очень импозантная Римма Владимировна Казакова, сидевшая за столом напротив.
— У меня ее отобрали. А что до того, за что я сидел… Меня обвинили в изнасиловании. Дело полностью сфабриковано, именно для того, чтобы эту квартиру у меня отобрать.