Гвен успела.
* * *
Сколько времени прошло до того, как он очнулся, он не мог бы сказать даже под пыткой. Впрочем, пыткой было само возвращение сознания: разбитую голову разрывало от боли, крепко связанные над головой руки, державшие вес безвольного тела, онемели, выкрученные в суставах плечи горели огнем. Он попытался переместить вес на ноги, чтобы хоть немного ослабить боль в руках, и понял, что его поставили в унизительную позу — на колени, пристегнув лодыжки к полу железными скобами.
Рукам действительно стало чуть легче — если можно как-то выразить степень боли, охватывавшей все тело, но теперь заныли колени, приняв вес и соприкасаясь с неровной и твердой каменной поверхностью — похоже, он был в подземелье. Хоть немного переместить ноги не удалось: он был зафиксирован в оковах прочно и таким образом, чтобы поза доставила ему как можно больше неприятных ощущений.
Жестоко болели ребра — при каждом вздохе тело словно пронзали тысячи толстых игл. Сломаны, что ли? Но как? Боль такая, будто по нему потопталось стадо лошадей. Хотя, может так и было — кто знает, что случилось после того, как он мешком свалился с коня?
В довершение ко всему было адски холодно. И мокро. На нем не было никакой одежды, и, похоже, его только что окатили холодной водой.
Безумно хотелось пить. Он попробовал слизнуть с губ капли воды, стекающие с мокрых волос по лицу — вкус воды, смешанной с его собственной кровью, оказался солоноватым.
Но больше всего докучала боль. Боже всемилостивый, тело будто окунули в боль целиком.
В тишине подземелья Грейв услышал собственный хриплый стон.
— Очухался? — беззлобно спросил кто-то, кого он не мог разглядеть.
Ресницы Грейва слиплись от запекшейся крови, веки опухли — он с трудом сумел их разлепить. Сквозь узкую щель между веками он видел лишь пляшущие огни факелов вокруг себя и размытые тени, неясно меняющие очертания.
Одна из теней склонилась над ним, схватила за нависшие над лицом мокрые волосы и задрала голову Грейва кверху. Ее тут же пронзило огненной болью. Воспаленные, заплывшие кровью глаза закрылись сами собой, из сухого и саднящего горла снова вырвался стон.
— Я же говорил, что этому могила пока не светит. Пусть вначале развлечет нас беседой.
— Если он хоть что-то соображает. Как из него мозг не вытек, после такого-то удара, просто диву даюсь.
— Эй! Это ты был у них главный?
Грейв заставил себя разлепить глаза. Пересохшие губы растянулись в насмешливой улыбке.
— Смеется… Боже милостивый, ты посмотри на него! Он смеется! Что я такого смешного сказал?!
Чья-то рука по-прежнему держала его голову за волосы, а другая рука в перчатке из грубой кожи с металлическими накладками с размаху встретилась с его лицом. Губы лопнули, будто спелые помидоры, по подбородку заструилась теплая кровь. Раненая голова буквально взорвалась болью от удара, и Грейв опять не сумел подавить стон.