Я была той самой пешкой, которая помогла объявить шах королю.
— Чёрт возьми, — прошептала я.
— Маргарет, я не так тебя воспитывал, — пожурил Papa. Затем потёр лицо ладонью и обречённо вздохнул. — Хотя не могу не признать, что в данной ситуации это звучит подобающе.
Я расхаживала туда-сюда, не в силах сдержать беспокойство, гложущее мою душу. Такое тяжёлое бремя лежало на наших плечах. Но лишь одно я знала наверняка.
— Что бы ни произошло, нам нельзя отпирать джаггернаут. Неважно, что они сделают с нами. Эти чертежи никогда не должны увидеть свет дня.
Война сама по себе достаточно плоха, но та кровавая бойня, которую затеет джаггернаут, запятнает мир на многие поколения. Это может повернуть войну к тому, чтобы люди вроде Джона и Габриэллы остались в рабстве. На кону стояли тысячи, если не миллионы жизней.
Papa поджал губы. Он едва заметно кивнул, хотя беспокойство в его глазах ни с чем не спутаешь. Он положил ладонь на колено и приготовился встать. На тыльной стороне его руки выступали косточки, на бледной коже виднелись тёмные синяки и обесцветившиеся порезы.
Его рука задрожала, когда он рывком поднялся. Он выпрямился в полный рост, затем его голова покачнулась вперёд. Он пошатнулся, врезался в кровать и упал.
— Papa! — я подбежала к нему.
Он поморгал, силясь встать.
— Я в порядке. Я в полном порядке.
Он выглядел отнюдь не хорошо. Он был слабым и бледным. Такая худоба не могла пойти на пользу его здоровью.
Он уже не был тем возвышающимся и несокрушимым Papa, которого я помнила из своего детства. Стоявший передо мной мужчина напоминал тень того, кем он был когда-то.
— Ты измождён, — я поддержала его под руку, помогая подняться и лечь на кровать. — Тебе нужен отдых. Надо беречь силы.
— Не могу я отдыхать, — сказал он, когда я уложила его на подушку. — Мне нужно сторожить, — его голос звучал слабо.
Я взяла его руку в свою.
— Давай сейчас будет моя очередь сторожить, — сказала я. — А пока поспи. Я разбужу тебя, если понадобится.
Papa понадобилось много времени, чтобы улечься. Он как будто не хотел переставать смотреть на меня. Он боролся с утомлением, пока его подбородок упорно опускался к груди. Я продолжала держать его за руку, не желая разрывать нашу связь, пока он наконец-то не сдался. Его дыхание сделалось ровным, и я была уверена, что он погрузился в глубокий сон — возможно, впервые за долгие годы.
— Я присмотрю за тобой, — сказала я, нежно поцеловав в лоб. Внезапно я осознала, что именно такие слова говорила мне моя мать, когда я слишком беспокоилась и не могла уснуть. Я не готова стать той, что понесёт на себе всё бремя, но глядя на