— Они не пойдут против священного ритуала единения с истинной. Никто и никогда не посмеет переступить эту черту, — бархатный голос окутывает тело.
— Ты хочешь какой-то магией, или не пойми чем, привязать меня к себе? Навсегда, — сжимаю в руках покрывало. Сейчас я словно озвучиваю для себя пожизненный приговор. — Это безумие!
— Судьба, — садится на кровать. — Брачный ритуал скрепляет навеки, даруя силу, и делает неразделимой пару. Так было испокон веков.
— То есть я тебе нужна, из-за какой-то дополнительной силы? Как дополнительная подпитка? Как батарейка? Как вещь, которую ты будешь таскать при себе? — чем дальше, тем ужасней вырисовывается картина.
— Ты часть меня. Моя сила и уязвимость, — в его голосе слышу обреченные нотки. Он сам не особо рад такому положению вещей.
Неужели в его словах есть доля истины? И поэтому я так хорошо улавливаю его состояние. Чувствую и понимаю то, что в принципе не должна.
— И если меня убьют, после этого твоего ритуала, тебе будет хуже?
— Я уже не смогу полноценно существовать. Вечная агония потери. Непрекращающийся круг адских мук.
— Тогда зачем тебе связывать нас? — поднимаю голову. Он сидит, откинувшись на подушки. Хоть халат нацепил, и на том спасибо. Сверлит черным золотом глаз. — Делать себя уязвимым для возможных врагов? Отпусти. Я уеду далеко-далеко. И каждый заживет как хочет. И эта… связь… она со временем ослабеет…
— Нет. Она становится крепче с годами. Зов к истинной набирает силу. И волк не найдет успокоения пока не свяжет себя окончательно, — прикасается к моему плечу. Проводит пальцами по руке. Легкие скользящие движения. — И тебя убьют, если я отпущу. Сразу же. Найдут, в каком бы уголке мира ты ни находилась.
— Получается, единственный выход — этот брак? Нет. Это бред! Не верю я в ни каких истинных и тому подобною чушь! Есть любовь, взаимная между парой. А это… это извращение… издевательство… Рэймонд это же смерти подобно… моя жизнь… полноценная… самостоятельная… ее нет… ничего не будет… — я закрываю глаза, слезы все равно градом льются из глаз.
Как выпутаться? Как вырваться? Горькое отчаяние застилает собой мир. Окутывает меня и тянет на дно. Выжигает веру. Убивает. Хоронит заживо.
— Мы не всегда в жизни делаем то, что хотим. Я тоже не планировал становиться альфой, не хотел брать в жены Катарину, — вздыхает.
Или мне кажется, или мое отчаяние переходит к нему. Ощущаю, как воздух в комнате становится тяжелым, горьким, удушливым.
— Почему не отказался? Зачем идти в жизни по пути, который тебе не по нраву?
— Долг, Вивьен, — вздыхает. — Утратив истинную, брат не мог более управлять стаей. Он слабел, горе все больше уничтожало его сердце. Он итак, продержался долго. Пока я был в плену. Но стая слабела. Лидер терял силу. Контроль. Отец и Катарина, как могли поддерживали порядок. Но это были временные меры.