Захожу и прислушиваюсь. Эта дикая кошка здесь или мы одни? Не слышу ни звука. Только шаги Кострова.
Иду за ним. По всей видимости, в его кабинет. Он закрывает за мной дверь.
— Что тебе ещё надо? Зачем ты пришел? Насладиться зрелищем слабого, сломленного старика? — усталым голосом спрашивает Костров.
— Нет. Этим меня не удивишь. Я слишком много видел страданий и отчаяния, чтобы придавать этому значение. Я пришел за долгом. Пришел, чтобы получить то, что задолжала мне твоя семья.
Костров смотрит на меня помутневшим взглядом.
— О чем ты? Какой долг?
Кидаю ему на стол копии его же векселей.
Он судорожно перебирает их дрожащими руками.
— Как? Откуда они у тебя? — спрашивает еле слышно.
— Они теперь мои. И я хочу оплату по ним. Сейчас, — говорю твердо.
— Но ты прекрасно знаешь, что мне нечем заплатить тебе! — восклицает Костров.
— Тогда ты сядешь в тюрьму, — спокойно сообщаю ему.
— Нет. Я не могу. Не сейчас.
— А я не могу ждать.
— Ты забрал у меня бизнес! Ты оставил меня ни с чем! Что ты ещё хочешь? — он срывается на крик и я вижу отчаяние в его глазах.
— Этого мало, — усмехаюсь я, наслаждаясь его страхом и болью.
— Но у меня ничего больше нет.
— Милана, — спокойно говорю я, глядя прямо ему в глаза.
— Что? — едва слышно произносит он осипшим голосом. Откашливается и говорит уже громче. — Что ты имеешь в виду?
— У тебя ещё есть Милана. И ее я тоже заберу.
— В смысле? Ты хочешь жениться на ней?
Его наивность настолько поражает меня, что я не сдерживаюсь и смеюсь так громко, что кажется, сотрясаются стены.
— В мои планы не входит женитьба. Тем более на девушке не моей национальности. Я просто заберу ее в счёт долга.
— Ни за что! — взрывается он. — Этого не будет никогда!
— Будет, — усмехаюсь я. — Ты сам приведешь ее мне. Или мы увидимся с тобой лет через десять. Если ты выживешь. Знаешь, каково это — спать и ждать, что тебя пырнут заточкой? Или скрутят и оттрахают всей камерой? Каково знать, что где-то лежит при смерти твоя мать, а ты, сука, ничего не можешь с этим поделать? Но самое обидное — это знать, что ты не виновен! Хотя тебе это не грозит.
Смотрю на Кострова. Он хватается за сердце и падает на кресло.
— Я хочу, чтобы ты знал, почему я так поступил, — произношу твердо, чеканя каждое слово.
— Это уже не имеет значения, — равнодушно произносит Костров и другой рукой подливает себе виски в стакан.
Решил утопить горе в бутылке. Слабак!
— Для меня имеет, — жёстко говорю я. — Где твоя старшая дочь?
Вижу, что мой вопрос сразу же отрезвляет его. Он поднимает на меня испуганный взгляд.
— Лейла, — уточняю. — Где она?