Дёргаю ручку, но она не поддается. Дверь закрыта. Я заперта.
Начинаю колотить в дверь. Слышу, как щелкает замок. Дверь открывается и я вижу женщину, которая вечером привела меня в эту комнату и дала сухую одежду.
Она с улыбкой, по-доброму, смотрит на меня.
— Доброе утро, — говорит она, — завтрак уже готов. Сейчас Вам все принесут.
— Мне надо домой, — произношу я и пытаюсь пройти между косяком и этой женщиной.
— Дамир Зарипович просил Вам передать два слова, — неожиданно говорит она. — Деньги на операцию.
Я останавливаюсь. Я не глупая и отлично понимаю намеки.
Опустив голову, возвращаюсь к кровати.
— Завтрак принесут через пять минут, — говорит женщина и уходит, закрыв за собой дверь.
Так проходит два дня. В бессмысленном ожидании. Сижу в этой комнате — тюрьме. За это время познакомилась с женщиной, которая каждое утро приветствует меня. Рузана. Милая и дружелюбная, она никак не вписывается в стены этого дома.
Каждое утро она приносит мне еду. Мило общается на отвлеченные темы. Но стоит мне завести разговор о хозяине дома или о себе, сразу же уходит.
У меня нет никакой связи с внешним миром. Телефон отобрали. За окном — огороженная высоченным забором территория, по которой периодически проходит охранник.
Я в клетке. Но как долго это продлится? Мне хочется знать ответ лишь на этот вопрос. Я хочу к маме. В больницу. А вдруг ей стало хуже?
На третий день дверь в комнату открывается. Без привычного стука горничной.
Появляется он. Входит и закрывает за собой дверь. И опять этот ледяной пронизывающий взгляд черных глаз. Но я выдерживаю его. Даже не моргаю.
Он молча снимает пиджак и бросает его на стул. Делает шаг ко мне.
Инстинктивно отступаю назад.
Он останавливается и ухмыляется.
— Я могу уйти? — спрашиваю, заставив себя не дрожать от своей смелости.
На секунду его глаза расширяются, но потом он снова берет себя в руки.
— Нет, — отвечает жёстко и расстегивает ворот рубашки.
— Но я должна навестить маму! Вдруг ей хуже? Она же в больнице!
Он вдруг зажмуривается на мгновение и быстро открывает глаза. Огонь в них способен испепелить все вокруг.
— Восемь лет назад, — сквозь зубы цедит он, — мне сообщили, что моя мать умерла.
Я чуть не вскрикиваю, но в последний момент сдерживаю себя.
— Я не смог ни проститься с ней, ни кинуть горсть земли на ее гроб, — продолжает он и смотрит уже не на меня, а на стену за мной.
Как будто погружается в воспоминания.
— Я сидел в четырех стенах и резал себе пальцы от бессилия.