В общем, все это проходит весело, потому что все собираются к полудню и получают задания: мужчинам — колоть дрова и носить воду, женщинам — лепить пироги каждой свободной парой рук, а вечером бабуля достает домашние настойки из вишни и винограда, и мы устраиваем «праздник желудка».
Так что, чтобы доехать вовремя, мы с Антоном встаем часов в семь. Собираемся, плотно завтракаем — в следующий раз поесть получится только на пироговом пиру — по дороге заезжаем в магазин за угощениями и приезжаем к бабуле как раз почти к полудню.
Я сразу замечаю, что во дворе уже стоит Сашина машина и машина моих родителей. Сергеевых нет, но я даже в машине слышу громкий смех Сашиного отца. Он у него вообще большой любитель посмеяться от души, часто даже над гнутым пальцем. Мне всегда казалось, что это от него у Вики такой беззаботный характер и негаснущий оптимизм.
Машины Вадика нет. У Вики есть какая-то маленькая китайская машинка, но она разбила ее еще в прошлом году и говорила, что они с Вадимом решили повременить с ремонтом и вложили деньги в покупку внедорожника для него.
Первыми нам навстречу выходит моя мама. Сразу становится стыдно за то, что намеренно избегаю разговоров с ней уже который день. Не считая того ее звонка, все наши «переговоры» были через папу: он знал, как мое здоровье, что со мной и почему нам с мамой лучше какое-то время не разговаривать.
Поэтому, пока Антон ждет возле машины, я иду к маме навстречу, чувствуя себя провинившейся девочкой, которой придется признаться, что она разбила любимую фамильную вазу. Мама кутает плечи в вязаный шарф — сразу вижу, что это очередной подарок Анечки — и молча смотрит на меня, когда подхожу на расстояние объятий. У нее круги под глазами, красные венки в глазах и отсутствие маникюра, а моя мама, хоть и не любительница обманывать возраст, никогда не пропускает поход в салон, откуда возвращается с чумовой росписью.
— Йени. — У нее ломается голос. — Ты как будто повзрослела за эти дни.
Я просто прижимаюсь к ней, кладу, как в детстве, голову на плечо, и с облегчением выдыхаю, когда мама крепко обнимает меня в ответ и баюкает.
У нас с ней очень сложные отношения. У нас все очень запутано и непонятно, и совершенно не очевидно для окружающих, но только потому, что никто не знает, на каких костях и крови построено наше нелогичное сотрудничество. Одно я знаю точно, хоть и люблю делать вид, что это не так — она всегда будет биться за меня до последнего, даже если останется меньше одного процента надежды.
— Мам, прости, пожалуйста. — Очень стараюсь не реветь. — Я тебя очень-очень люблю, правда. Ты во всем права. Я должна… Но я не могу сейчас. Обязательно все расскажу ему, обещаю.