Она двумя руками хватает меня за запястье, шипит сквозь стиснутые зубы.
— Нет, я тебе запрещаю! Не разрешаю!
Этот скулеж — это я. Кусаю губы, чтобы кровь отрезвила, хоть мне это не нужно. Я впервые за много дней мыслю ясно, как никогда.
Пытаюсь выдернуть руку, но мама упорно пытается затянуть обратно.
— Мамочка, мне правда больно, понимаешь?! — теперь кричу уже я. — Мне так больно, мамочка… Отпусти меня, мамочка, пожалуйста!
— Нет, нет, нет… Я с тобой пойду, Йен! Слышишь? Сразу за тобой!
— Мамочка, отпусти… — Меня шатает из стороны в сторону. — Мамуля, пожалуйста, разреши мне… Очень больно, мамочка!
— Отец останется один! Он сам не сможет. Куда он без нас?!
— Мамочка…
— Я тебя не отпускаю! Не отпускаю!
Она втаскивает меня обратно.
Падаю с подоконника.
Бьет по лицу сразу несколько раз, ругает, кричит, обнимает и просит прощения.
Нервный тик судорогами проходит по ее телу.
Это — моя вина. Моя боль, которую не сумела приручить.
— Я люблю тебя, солнышко мое маленькое, так люблю…
Обнимаю ее в ответ.
Никто не заслуживает меня.
— Мамочка, все хорошо будет, — знаю, что вру.
Знаю, что придется учиться врать лучше.
Не знаю только одного.
Что делать, если не получится.
Глава пятьдесят седьмая: Антон
Мама Очкарика всхлипывает и нервно отхлебывает из стаканчика с кофе.
Я залпом пью свой.
Здесь, в больнице, даже кофе в автомате со вкусом медикаментов и запахом хлорки. Но реально по херу, потому что у меня впервые в жизни пиздец как сильно дрожат пальцы. Пытаюсь как-то справиться, но вместо этого сдавливаю стакан в кулаке. Остатки еще горячего кофе выливаются на ладонь.
Йени так и не пришла в себя.
Прямо из ресторана ее отвезли в медицинский центр.
Мне бы ничего не сказали, так что пришлось прыгнуть в машину и ехать следом.
— Я просила ее рассказать тебе… — Женщина спотыкается, мотает головой каким-то своим мысля. — Просила ее все вам рассказать, Антон. Чтобы вы понимали… Что она…
Она плачет и с благодарностью берет протянутый мной носовой платок.
Извиняюсь и выхожу на улицу. Здесь дышать нечем, башку сдавливает как тисками.
Пытаюсь вышвырнуть из головы ее испуганное: «Не прикасайся ко мне».
Словно вообще перестала меня узнавать. Словно на глазах из здоровой немного замороченной девчонки превратилась в инопланетянку.
А что если она больше никогда меня не узнает?
Что происходит в ее голове?
И что теперь делать мне?
В тяжелых ситуациях я всегда включал на максимум свою аналитический талант и пытался, опираясь на факты, смоделировать какую-то ситуацию. Что будет, если есть вот это и это? А если добавить вот это и то? А теперь убрать первое? Обычно самый приближенный к реальности вариант в итоге и получался. Самый жизнеспособный, но не самый лучший из возможных.