Мне почему-то казалось сейчас, что Тоня как раз и нуждается в поддержке. Ведь какой нелегкой была вся ее жизнь, с самого детства. Как поздно нашла она отца и опять его потеряла. Может, ее судьба в чем-то и сходна с судьбой непонятой вначале дочери машиниста? Может, и Тоня еще найдет путь к отцу?
Из зрительного зала мы вышли в темноту улицы. В ночном небе над затихшим поселком сверкали звезды. Редко-редко проносились автомашины, выхватывая резкими лучами фар дома, черные деревья. Я все еще был под сильным впечатлением от картины и молчал. Мы тихо брели пустынной улицей к своей ночлежке с раздражающими яркими огнями в незанавешенных окнах обоих этажей. Один этот дом и светился в ряду других.
— Присядем,— предложила Тоня.— Еще не очень поздно... А спать не хочется.
Мы сели на широкую скамью, но не у дома приезжих, где на землю падал свет, а у соседнего, в котором уже потушили все огни. Оба очень долго молчали.
— Хороший фильм сделали итальянцы,— сказал я.
— Чем? — Тоня так резко повернулась ко мне, словно эти обыкновенные слова ударили ее в сердце.
— Не знаю... Люди в нем оказались такими нужными друг другу. Чище стали.
— Сказки для маленьких!.. Не кажется? Ах, как все там трогательно. Даже поплакать хочется...— Она нервно рассмеялась.— Стали чище... Господи! Как порой умеют красиво лгать. Умрешь!.. Нужными стали... Утешили...
— А если поверить все же?
— Чему? Сегодня стали чище, а завтра? Что изменилось у них в жизни? Почему им будет лучше? Это для успокоения совести: мы плохие, но можем стать хорошими.
— Почему для успокоения совести? Даже в Италии плохие люди становятся хорошими. А у нас? Совсем по-другому устроено общество.
— Да?— Она иронически рассмеялась.— Книжные слова, сплошь книжные. И у нас столько слепой жестокости, что порой, кажется: люди всегда будут врагами друг другу.
— Неправда,— возразил я решительно.— Наш мир разумен. Люди вовсе не враги. А беды — не правило, а исключения.
— В книгах, милый, в книгах. Да вот в таких сюсюкающих фильмах. Такие и у нас выпускают.
Она перешла со мной на ты.
— Почему в книгах? Кругом нас мало хорошего? Мало добрых поступков? Настоящей человечности?
— Хорошо быть слепым... А я вот вчера стояла в очереди в магазине. Впереди старуха — злая, лицо сморщенное, одета убого. На всех раздражается, на всех огрызается. Девушка хотела три копейки доплатить. Как на нее эта старуха кинулась! Думала, загрызет. Наконец, продавщица взяла у нее чек. Старуха брала сто граммов колбасы. Видел бы ты, с какой брезгливостью эта продавщица, толстомордая, с мясистыми крашеными губами, вроде свиньи, вешала эти сто граммов. От целого куска не отрезала, а собрала обрезки, лохмотья, даже разных сортов, и швырнула на весы. И старуха — ни словечка! Все видели это хамство, и никто не вступился. Вот тебе жестокость! Хватает ее у нас. Самой страшной — мелкой, на каждом шагу. У меня сердце тогда от боли зашлось. До чего старуху довели! Живет, наверное, на гроши. Потому и характер такой: где зашипит, а где вот так промолчит. Страшно такое встречать.