Говорил себе, что не умру я, а если погибну — то все равно победителем!
В одиночку такую неравную борьбу не выдержать. Мы были сильны единством духа. Поддерживали, как только могли, один другого. Не сгибались... Немцы этого не понимали... И зверели еще сильнее.
Теплилась всегда надежда, что, может, вы живы. Мать ваша была сильной женщиной. Невзгод не боялась. Надеялся я на нее. Думал, живете вы где-нибудь вдалеке от фронта. Мысль о бомбежке эшелона отгонял. Верил, старался верить, что вы живы. Согревала сердце такая надежда.
Мечтал порой о самом простом человеческом счастье. Цену-то мирному времени только тогда и узнали. Вон что потеряли! Как-то осенью пригнали нас немцы шоссе мостить. Достался нам хороший барак — теплый, сухой. Вздохнули... И росла против окна рябина — нарядная, яркая, вся в крупных ягодных гроздьях. Взгляну утром в окно — и вот она! Сердце начинает отходить. И думал: ничего мне на свете не надо, только бы домик небольшой да такую рябину под окном. Помнишь, как в Крутогорск приехал — сразу рябину посадил? Ты еще удивилась. Та мне, лагерная, вспомнилась. Зацветает моя рябинка, будут на ней осенью ягоды.
Понимаю, Тошенька, как тебе порой приходилось круто. Для душной закалки нужны годы. Только с годами она приходит. А ты девчонкой оказалась одна против многих.
— Сразу, как школу закончили, детдом с нами простился... Город маленький, больших предприятий нет. Начали нас распихивать куда только можно. Стали сами себе хлеб зарабатывать. Мне хотелось в техникум — любой. Да кто же поможет? В другой город нужно ехать. А у меня какие же деньги? Очутилась я ученицей в парикмахерской. Работа моя была подносики с горячей водой подавать, салфетки для компрессов готовить да волосы после клиентов подметать...
С другой такой же глупой, как сама, девчонкой взяли мы однажды тайком забавы ради по крохотному флакончику духов. А командовала в парикмахерской одна вредная баба. Она все и затеяла. Довела дело до суда. Расхищение социалистической собственности!.. Так называлось мое преступление. На следствии и суде требовали назвать соучастников. А в парикмахерской еще что-то пропало на крупную сумму. И это мне в вину поставили. Девчонку ту я не выдала. Так и посадили меня в тюрьму. А мне только-только восемнадцать исполнилось.
Попала я в среду самых отпетых. Даже не представляла раньше, что люди такими жестокими могут быть. Кому там за меня вступиться? Билась за себя, как могла и умела. Меня же убеждали: покорись, тебе легче жить будет. Вон ты, какая ладная да хорошенькая. Вся жизнь у тебя впереди. Зачем же себя губить?