Но Сайка не могла сдержаться. Слезы вдруг хлынули по щекам сплошным потоком. Нет, она плакала не от боли. Ей было обидно и ужасно жаль себя. Но она ничего, совершенно ничегошеньки не могла сделать! Сайка уже не раз пыталась сбежать, но стоило ей добраться до стены, отделяющей внутренние помещения от двора для слуг, как отовсюду, словно по волшебству, сбегались охранники. Она пыталась уговорить знакомых по приюту вывести ее наружу, но те отказывались, не слушая уговоров, а некоторые даже принимались ругаться и всякий раз докладывали о ее просьбе господину Тэшу. На магию же и надеяться не стоило: Сайка и так ею пользоваться не умела, а уж с браслетами на обеих руках…
Браслеты были тяжелые, твердые и временами больно впивались в кожу. Сайка чувствовала их каждое мгновение. По ночам она не могла спать: руки немели, и время от времени Сайка в панике принималась их ощупывать, проверяя, не исчезли ли они вовсе. А днем кожа под железяками постоянно чесалась. Нескончаемый зуд изводил Сайку. Хотелось отыскать что-нибудь тонкое — палочку или соломинку — засунуть внутрь браслета и хорошенько почесаться, как блохастая псина, но ничего подходящего рядом не было. Да и начни она чесаться на глазах у своей наставницы, досталось бы вдвойне — и за то, что терпеть не умеет, и за то, что другим позволила увидеть свою слабость.
— По дому ходи медленно, с достоинством, — нудела женщина, заставляя ее ступать по разложенной на полу ленточке. — Женщина — сосуд для новой жизни. И этот сосуд хрупок. Ты должна идти так, словно несешь поднос, заставленный хрустальными вазами. Под ноги не смотри!
— Но я же не вижу…
— Ты не должна видеть, ты должна чувствовать, — не унималась наставница, повязывая ей на шею странный воротник в виде усеченного и перевернутого конуса. Он был накрахмален и торчал во все стороны, совершенно закрывая Сайке обзор.
— И чтоб ни одного шага в сторону! — грозила женщина. — Только по ленточке, только вперед. Куда? Ровнее!
Сайка падала, смешно взмахивая руками. Она и рада была бы идти нормально, но наставница зачем-то связывала ей колени, отчего шаги делались маленькими, а коридоры дома сразу начинали казаться бесконечными.
Ее заставляли носить корсеты и делали ей сложные, тяжелые прически, от которых болела шея. Обеды и ужины превратились в кошмар наяву: перед ней была масса разнообразной вкусной еды, но съесть удавалось хорошо если с одну горсточку. Даже разговаривать ей не разрешали: господин Тэш, как-то раз услышав ее ругательства, когда она в очередной раз поцеловала носом ковер, запутавшись в длинной юбке, заявил, что уж лучше ей прикидываться немой, чем хоть раз ляпнуть что-то подобное в приличном обществе. С тех пор Сайке разрешали общаться только с помощью десятка тщательно заученных «правильных» фраз.