– Мермина, – удивлённо прошептала монашка.
Мермины, мёртвые жёны. Если матрос не возвращается домой, жена идёт на Ласточкин утёс и просит Глубинного князя даровать ей жабры, как у рыбы, чтобы найти своего мужа, но оставить голос, чтобы петь песни, по которым он узнает её. Те жены, что возвращают своих мужей, вместе находят покой на дне, менее удачливые же становятся мерминами, женщинами с раздвоенным рыбьим хвостом вместо ног. Они сидят на скалах там, где мель, и зазывают корабли – их мужья пропали в Глубинном княжестве, и они хотят заполучить новых.
У мермины на спине Холлана были раскосые глаза, внимательные, как вороньи. Рука Шелли опустилась ниже по хвостам мермины. Их было гораздо больше двух. Несколько шли вправо, извиваясь и превращаясь в змей, одна из которых ползла между лопатками, по плечу на шею и перекрывала старую татуировку – чёрный ромб раба, который умелой рукой мастера был превращён в змеиную голову. Остальные хвосты мермины уходили к рёбрам, и на их кончиках вместо рыбьих плавников были изображены языки огня, которые расползались по груди бушующим пламенем.
Холлан остановил руку Шелли и расшнуровал завязки на её ночном платье. Она улыбнулась и толкнула мужчину к кровати.
Холлан открыл глаза и осторожно потянулся. На его плече пристроила голову Шелли. Кровать была слишком узкой для двоих, но они как-то умудрились уснуть, тесно прижавшись друг к другу.
– Уже уходишь? – сонно прошептала Шелли.
– Скоро рассвет. Меня могут увидеть.
Шелли тихо рассмеялась и поправила растрёпанные волосы.
– Думаешь, они не знают, наёмник? Думаешь, не прибегают ко мне из поселения от своих пресных жёнушек? Или боишься ревности? Не бойся, ведь братья не берут в руки оружия.
– А как же…
– Настоятели? Они на многое закрывают глаза. Так лучше, чем если братья начнут бегать в соседние деревни и подрывать репутацию монастыря. Эта же привычка позволила Лорену не заметить серые пальцы Алуина.
– Ты сказала, что я потерял свой путь, а сама…
– Я свой нашла, – перебила Шелли. – Что поделать, если это я умею лучше всего. Я приняла свою природу и служу двуликому божеству, как могу. А ты не в ладах с самим собой.
Шелли вздохнула, а потом улыбнулась так, как улыбаться могут только те девчонки, которые в кабаках садятся на колени пьяным матросам, босиком танцуют на грязных столах, задирая юбки – задорно и беззаботно. Но, в отличие от девчонок из Порт-Акара, во взгляде Шелли не было затравленности и болезненной обречённости.
– Говоришь, скоро рассвет, наёмник. Зачем тратить время на разговоры?
Её рука скользнула по животу Холлана.