Впрочем, в реальности всё оказалось не так страшно.
Приятные новости начались с того, что Марлена за ночь не попыталась удрать. Не то чтобы она была в состоянии, но на всякий случай к двери всё же приставили охрану, а на окно повесили пару арфактумов.
Когда Силь вошёл в палату, девчонка уже очнулась и просто лежала на кровати, безразлично глядя в потолок. Укрытая до подбородка простой белой простынёй — и сама цветом почти как эта простыня.
— Доброе утро, — поздоровался Силь, опускаясь на стул возле кровати.
— Доброе? — тихо переспросила пациентка.
— Для меня — да. Для тебя — в зависимости от того, как пройдёт наш разговор. Ты готова общаться, или попозже зайти?
— Готова. Давайте закончим побыстрее.
— Тогда рассказывай.
— Что вы хотите знать?
Силь много что хотел. Даже то, что уже выяснил из других источников.
В принципе, раскопал он почти всё, так что подробные ответы не требовались, только подтверждение гипотез и несколько уточнений. И подписи на документах, но с этим могли возникнуть проблемы.
— Ты правша или левша?
— Не знаю. Теперь не знаю. — В глазах Марлены на мгновение промелькнуло что-то живое — и очень печальное.
— Значит, правша. Ладно, тогда просто поговорим. Давай с самого начала: как тебя занесло в эту весёлую компанию?
— Мы познакомились с Вальтером зимой, в одном закрытом клубе… — начала девушка, но вдруг замолчала. Зажмурилась, с заметным трудом отвернулась к стенке (и от собеседника) и еле слышно добавила в подушку: — Он был добрый. И без бороды.
Силь едва удержался, чтобы не отвернуться в другую сторону.
Показания, конечно, хотелось получить как можно раньше, а Марлена была в том самом состоянии, когда выбалтывают всё, потому что на враньё и недомолвки сил уже не осталось. Но за вчерашний день он так насмотрелся на раненых девочек и чужие слёзы, что сейчас захотелось немедленно сбежать из палаты.
Вопиющий непрофессионализм, конечно. Но, в конце концов, он живой человек, а ей вчера крепко досталось.
— Я могу выйти, если хочешь. Продолжим, когда придёшь в себя.
— Не надо. Я могу говорить. Я просто… Мне надо знать… — Марлене явно было удобнее смотреть на стенку, чем на Силя, но обращалась она всё-таки к нему. — Скажите, у меня рука вообще осталась?
— А ты не знаешь?
— Мне ничего не говорят. А сама я не могу понять. Пошевелиться не могу. Не больно, но… Меня чем-то накачали, чтоб было не больно, да? И я совсем руку не чувствую. Вообще ничего ниже локтя не чувствую. Выше — немножко.
Силь задумался, подбирая слова. Если переборщить с описаниями, то точно никакого разговора не получится.