- Ты готова, жена? - спросил крестьянин, надевая суконный пиджак.
- Готова ли я, - ехидно ответила крестьянка, - я была бы готова четверть часа тому назад, если бы не рассердилась на Яну с ее глупой болтовней, и потом -постоянно эти возражения! Я больше не могу их переносить!
Крестьянин, сразу же сообразивший, что его жена побранилась с одной из служанок, не стал ни о чем спрашивать и, взглянув на карманные часы, только сказал:
- Ну, нам пора!
- И все из-за этого Франса Ведера, этого бродяги, -не унималась крестьянка, - который напугал Яну, сунув ей в шляпу живую лягушку, когда она стояла у дерева.
- Мама, может ты зря рассердилась на Яну, может, она не виновата, а? - мягко спросила Иоанна. На что крестьянка язвительно ответила:
- Значит, дурочка Яна в своем глупом испуге должна была схватить молочник со стола и устроить скандал, если бы была змея вместо лягушки.
Она бросила гневный взгляд на мужа.
- А ты хорош, берешь нас прямо за горло, впуская в дом этих маленьких диких бродяг! Я думаю, Кеес, что это поистине глупо для того, кто везде слывет за умного!
Зуренбург ничего не ответил. Открыв дверь и выйдя наружу, он повторил своим обычным сухим тоном:
- Пошли, уже пора!
Молча шли они по пыльной дороге в деревенскую церковь, стоящую примерно в получасе ходьбы от От-тернхофа. Каждый из них погрузился в свои собственные мысли, и, судя по нахмуренным бровям и сжатым губам крестьянки, ее мысли мало отвечали светлой солнечной погоде и мирному пейзажу вокруг нее.
Внимание крестьянина сосредоточилось на его собственном огромном ржаном поле. Он размышлял, оставить этот участок под пар осенью или опять посеять озимые. Про себя он соображал, который из этих двух вариантов может принести ему наибольший выигрыш.
И кто бы мог сказать, не продолжал ли он и в церкви производить эти расчеты, пока неподвижно, обратив лицо к кафедре, казалось бы, слушал священника? Зуренбург был известен тем, что всегда внимательно следил за проповедью. Еще никому не приходилось видеть, чтобы он закрыл глаза, как некоторые, даже когда в церкви было очень тепло.
Молчала и Иоанна. Иногда она тайком поглядывала на мать. Кислое выражение ее лица огорчало ребенка.
Но когда немного позже Иоанна услышала Слово Божие, она забыла обо всем остальном. Внимательно слушала она притчу о добром пастыре, искавшем заблудшую овцу, и ее сердце наполнялось радостью, о которой не подозревали ни Кеес Зуренбург, ни его жена.
Он давно уже слыл бездельником, этот Франс Ведер, и та его выходка, что он учудил летним утром в Оттернхофе, когда подсунул зеленую лягушку в шляпу Яны, была уже не первой.