Спать не мог. Только глаза закрою – и харя его лезет, ухмыляется. Не мог я больше терпеть.
Взял ружье, зарядил картечью, пошел и застрелил. Прямо в морду выстрелил, чтоб морда его поганая ни на земле, ни в земле, которую он предал, не была.
Замолчал. Поднес к губам папиросу. Потянул, почмокал, порвалась. Оторвал узенькую полосочку бумаги от мундштука, послюнил, заклеил.
– И что тебе за это?
– А вышак, – спокойно ответил он. – Потом помиловали. Прошение написал и помилование пришло. На пятнадцать лет заменили. А на двадцатипятилетие Победы еще помилование вышло – учитывая боевые заслуги и по состоянию здоровья совсем отпустили. Тринадцать лет и два месяца только и отсидел.
– Только-то? – подивился я тому, что даже тут он увидел поблажку судьбы. – Да… Покуражилась над тобой жизнь… И теперь вот так по тайге да по тундре мыкаешься и на такие доходы, – я кивнул в сторону печки, – живешь?
– А нет, ничего. Я военную инвалидность получаю. Пенсия у меня хорошая. А это так… Для одного дела нужно.
Чайник вскипел. Я открыл кастрюлю – донимают лемминги, существа внешне симпатичные, но слишком вездесущие, поэтому все приходится прятать в стеклянную или металлическую посуду – достал халву, сахар, чай. Поставил кружки. Заварного чайника у меня не было, я положил себе заварки и подал пачку печнику. Он вопросительно взглянул на меня.
– Клади, как любишь, чай у меня есть, – наклонил кастрюлю, показал ему лежащие на дне пачки китайского чая, единственного доступного в тайге и столь дефицитного в ту пору в столицах.
Он заполнил свою кружку заваркой на добрую треть, залил кипятком и поставил на край настила печи, чтоб чай, а по моим понятиям уже чифир, получше заварился.
– Все занимает меня, знаешь… Как же это погибшая мать ко мне в лес пришла? – И хотя на базе если и остался народ в то время, в разгар рабочего дня, то далеко в гараже или в пекарне, а в балке кроме нас вовсе никого не было, он приглушил голос: – Ты только не смейся… Но думается мне, что это по-настоящему было.
– Вполне возможно, – согласился я. – В литературе таких случаев описано немало.
– То есть, не то я хотел спросить. Не почудилось мне… Была она в лесу, я это точно знаю. Я видел ее, вот как тебя сейчас вижу. Мне другого не понять – как она смогла прийти умершая. Вот бы спросить кого…
– Наверно, священника в церкви надо спросить.
– Это так, да… Вот если бы с попом так же, как с тобой, сидели, тогда б спросил. А в церковь идти… Неловко по пустякам человека беспокоить, от серьезных дел отрывать.
– Это его работа.
– Да и нельзя мне в церковь…