Федосья все сделала так, как сказала Марья. Объяснила детям, что если их будут брать на хутора – не бояться, выполнять все, что говорят, и ничего лишнего себе не позволять. Главное, ничего не брать и даже не трогать чужого.
Фрау все чаще и чаще стали приезжать в лагерь. Сначала взяли Сашу, потом Зою и Надежду.
Федосья упрашивала, чтобы с сестренками брали и шестилетнюю Аню – она много не съест, а по хозяйству поможет, работящая.
Иногда это получалось.
Фермерши детей брали под расписку. Вечером обязаны были вернуть в лагерь, что и исполняли аккуратно.
Были они разные. Одни смотрели на Федосью и ее детей равнодушно, как на пустое место. Следили только за работой. Другие рассматривали их с любопытством, словно это к ним попали люди с какой-то иной планеты. И очень удивлялись расторопности и умелости Федосьи, но больше всего – детей. Те и уборку делали быстро, чисто прибирая и коровники, и свинарники. Сама Федосья обхаживала скотину, и было видно, что делает это она не по принуждению, а с любовью.
Фермерские дома и хозяйства немцев хоть и были чужими, но по большей части нравились Федосье. Особенно запомнилось ей одно из них, куда забирали ее несколько раз. Хозяйка была тощая, длиннорукая женщина лет сорока, с грубым, как бы сплющенным лицом. Ходила она в сером строгом костюме, в ботинках, волосы покрывала косынкой, завязанной бантиком на лбу. В ее походке, движениях, угловатых и быстрых, было что-то мужское, тяжелое. Словно сначала была она определена стать мужчиной, а потом спешно ее стали переделывать в женщину, да слишком поторопились. С Федосьей и детьми она разговаривала короткими командами, жестами, и те ее сразу понимали – и без команд все было ясно.
Глядя, как работала Федосья, немка сразу поняла крестьянскую суть характера и поведения пленной. Когда она привела их к себе в третий раз, уже ничего не говорила, а глядя, как Федосья вычистила и вымыла корову, невольно улыбнулась.
Кормила она работников сытно, а в этот раз подала и молоко, и сладкие пирожки.
Поглядеть на работников пришел пожилой немец – видимо, дед хозяйки. Он опирался на клюку, ходил тяжело, отдуваясь. Поверх толстой фланелевой рубашки были надеты помочи, поддерживающие просторные брюки. Лицо старика в складках, морщинах, с острым носом, розоватого цвета, будто он только что выпил вина. Может, оно и на самом деле обстояло так, потому что дед сделал козу и направил руку на Анну.
Анна не испугалась, потому что точно так же делал и ее дедушка, и улыбнулась.
Дед что-то радостно сказал хозяйке.
Она урезонила его и хотела увести, но он отстранил ее.