. Видно, у барина нет денег. Говорил также, что, несмотря на то, что обещал Тхоржевскому приехать в Женеву в октябре, он не может исполнить свое обещание ранее первых чисел ноября, вследствие каких-то дел. В Grand Hôtel de Louvre Герцен занимает большой и, по всей вероятности, недешевый номер в три комнаты. Когда вопрос обращался к бумагам, то Герцен говорил, что мне предстоит большой труд в отношении оценки их, ибо между ними есть много таких, которые для историографа имеют большое значение, а для него же, например, они ничего не стоют, ибо часто носят на себе характер сплетен, до чего покойный князь был большой охотник.
Следующие слова Герцена убедили меня вполне, что он в переписке с Тхоржевским по поводу бумаг. Трудно удержать в памяти буквально все речи Герцена, но вот их смысл: Тхоржевский желает, чтобы в условии было помещено, что я обязан тотчас же опубликовать во французских и немецких газетах, что, приобретя право издания, я теперь же к нему приступаю. Я против этого не возражал, но заявил, что соглашусь не иначе, как с оговоркою, что обязательства, заключенные Тхоржевским до сего времени, для меня не обязательны. Публикация мне нисколько не повредит, попали бы только раз бумаги в мои руки, тогда пусть хотя вся эмиграция тянет меня к ответственности за неисполнение обязательств. Вся проволочка теперь со стороны Тхоржевского заключается, по-моему, в двух главных причинах: 1) в нерешительности, какую назначить цену, и 2) оправдать себя, в случае какого-либо казуса, в глазах эмиграции тем, что дело сделано не торопясь.
Говорил он (Герцен) мне также, что ему положительно известно, что русская часть бумаг покойного князя находится в совершенном порядке; французская же часть страдает отсутствием этого порядка; что в них интересного весьма много (в обеих частях) из прошлого царствования, из настоящего же весьма мало.
Затем Герцен весьма много говорил мне еще о старых своих мытарствах по разным странам и о намерении своем поселиться в Париже, если и не навсегда, то надолго. Вообще в его рассказах много интересного и правдивого, но в то же время проглядывает желчь и усталость от борьбы с жизнью. На этот раз я не берусь определить более верно Герцена, ибо, быть может, он находился под влиянием неудачи дела своего с Франком. Ругал он чрезвычайно Трубникова за распространение фальшивого слуха о сыне его, обращавшегося будто бы к священнику Раевскому с просьбою исходатайствовать ему дозволение приехать на время в Россию. А между тем дело было вот как: сын Герцен при свидании с молодым князем Горчаковым выразил ему свое желание побывать на время в России. Сей последний передал об этом своему отцу, а «либеральный канцлер» не замедлил написать Герцену официальную бумагу, что пребывание его в России признается невозможным. Эта официальная бумага либерального министра, как говорил Герцен, доказывает, как бюрократизм сильно вкоренился в России»