Знания распространяются; специальности размножаются до бесконечности; число специалистов, даровитых и бездарных, сведущих и несведущих, увеличивается с каждым днем, но вместе с ними умножается и число людей, у которых, видимо, не обработано сердце; щекотливость самолюбия заменяет чувство чести и человеческого достоинства; страсти несдержанны; своеволие необузданно. Ясно, что в них не воспитаны целые обширные стороны человеческой души – природа дает себя знать.
Поняв односторонность воспитания, стали налегать на развитие чувства красоты, на художественное образование, полагая, что, полюбив прекрасное, человек и сам сделается прекрасным. И эта надежда не оправдывается. Здесь не досмотрено одно важное обстоятельство: что сделать самого человека прекрасным также трудно, как сделать из куска крепкого мрамора прекрасную статую.
Нашли еще идеалы – в великих характерах, созданных фантазией драматургов, писателей и поэтов, и в исторических личностях нового и старого времени. Но ведь во всех великих личностях, исторических и вымышленных, есть односторонности и недостатки.
Где же идеал истинный, объемлющий всю природу человека в сей полноте и в нескончаемом ее развитии, всем близкий и для всех доступный, легко познаваемый, дающий слабому малое, сильному великое, всех к Себе влекущий и всех удовлетворяющий? Такой идеал один – это Бог христианский: …будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48). Он есть сама истина, любовь, благость, чистота, правда, бескорыстие, самоотвержение, трудолюбие, терпение, мужество – кто исчислит все Его совершенства?
Самая же главная задача родителей – возбудить в детских душах интерес (и, если получится, стремление) к Нему. Но как это трудно делать, если уклоняемся от обязанности самим духовно трудиться; тяготимся заботами, мечтаем о вечном празднике и боимся, чтоб кто не потревожил нашу дремлющую на задворках души совесть.
Внутренняя жизнь мальчика-человека есть тайна. Мы можем беседовать с ним, учить, советовать, но что происходит в его душе вследствие наших убеждений, мы не можем знать, если он сам этого не откроет. Да и в силах ли он объяснить, что в нем происходит?
Притом всем нашим влияниям наперекор становится особая способность человека, составляющая величайшее его преимущество, но вместе с тем и величайшее затруднение для воспитателей и родителей, – это его свобода. Можно наклонить его свободу по нашему желанию хитростью, обольщением, но он скоро это поймет и, найдя себя обманутым, потеряет к нам всякое доверие. Его можно принудить делать то, чего мы желаем, но он внутренне будет нам противиться и сделанное по насилию не признает своим.