— Нормально. Ноги немного болят, но это с непривычки. На низком ходу неудобно.
Он размял ее ступни, заставляя вздрагивать и закусывать губы от приятных ощущений, после чего поднялся и со словами: «Погоди минутку» вышел. Вернулся очень быстро.
— Я воду включил. Поваляемся в ванной?
То, чем заканчивались у них такие «валяния» раньше, Лона прекрасно помнила. Другое дело, что с момента его приезда — секса у них не было. Вначале, насколько она понимала, Вадик хотел удостовериться, что угрозы ребенку нет, а ночь перед свадьбой он провел у себя. Странные суеверия, и тем не менее. Непонятно почему, но чувствовала удивительную неловкость. Даже в самый первый раз так не стеснялась, как в первую брачную ночь!
Он же, как будто издевался. Начал медленно расстегивать пуговицы рубашки, при этом глядя на нее неотрывно и не давая толком сделать нормальный вдох.
— Ты очень красивая, Лон. — Огорошил вдруг. Впервые за всю жизнь, между прочим!
— Только сейчас рассмотрел? — фыркнула в ответ, но улыбки не дождалась.
— Ты очень красивая. — Повторил, подходя к ней. Снова опустился, но теперь уже на оба колена. Обхватил ладонями ее лицо. — И теперь вся моя… вся, понимаешь? Полностью.
Илона поежилась. Как-то это ненормально прозвучало. Или гормональный фон так бушует, что ей уже мерещится то, чего нет? Разумовский, словно учуяв ее состояние, наклонился ближе.
— Тихо, Малая, не бойся. Все будет хорошо. Просто помни, что отныне ты замужем. За. Не рядом, не перед, не сверху или снизу. А за мужем. — Положил руки на ее колени и проскользил ими вверх по ногам, забираясь под платье. — Остановишь меня, когда устанешь… или не дай боже почувствуешь себя плохо. Договорились?
…
С той ночи к ней вернулся прежний Вадим. Тот нежный и ласковый человек, которым он был раньше. Теперь они занимались не сексом, а любовью. Интимные отношения превратились в бархат. Он умудрялся одной прелюдией отправлять ее туда, где мутнеет реальность и на секунды останавливается жизнь. А после лежал рядом и с легкой улыбкой смотрел. Гладил, целовал, и, казалось, наслаждался даже больше, чем она сама.
Всю беременность сдувал с нее пылинки. Заботился, баловал. И все бы было прекрасно, если бы не ложки дегтя, которые добавлял при этом.
По возвращению в Литву буквально через несколько дней попросил:
— Лапуль, я не хочу, чтобы ты общалась с Лаурой. Пожалуйста. Никаких встреч и походов по кафе.
— Вадь… мы ж вроде уже говорили на эту тему…
— Да. И, к сожалению, ты не прислушалась ко мне тогда.
— Чем она так тебя раздражает? — Ила не понимала, откуда росли ноги у его антипатии.