— А как сказать: «Я не говорю по-литовски»?
— Аш нэкалбу лютувишкэй. Не напрягайся по этому поводу. Здесь очень многие знают и говорят по-русски. И не только люди старшего поколения. Молодежь зачастую выбирает второй язык для изучения именно русский.
После супа с морепродуктами и котелка мидий на двоих, мир стал лучше и прекраснее. Но тут же померк, стоило услышать вопрос:
— Сладкое хочешь? Тут хорошие десерты. — Спросил, блуждая по ней взглядом. Илона поморщилась. Интересно, как часто он здесь бывал и кого водил сюда до нее. И тут же осадила сама себя — если ковыряться в прошлом, то незачем было соглашаться на переезд.
Проблема заключалась в том, что она слишком много знала. И о том, что женщин часто менял, чтоб не привыкать, и о пренебрежительном отношении к ним, и даже о милом случае из юношеских похождений, когда они вдвоем с Марком оприходовали по пьяни одну барышню на двоих. Да-да. Полный писец.
Все это Илона выудила из подслушиваемых изредка разговоров, и если раньше проглатывала обиды в силу недосягаемости своей мечты, то теперь ей придется мириться с таким вот неприглядным прошлым своего избранника. Сладкого Разумовский не любил, так откуда знал, что в данном ресторане оно стоит похвалы?
— Ты чего зависла? — прервал ее измышления, сделав глоток пива.
— Задумалась просто. Нет, не хочу, спасибо.
Ревновать к прошлому глупо или нет? Пока были дома, такие мысли почему-то не донимали, а тут вдруг нахлынуло. Хотя с другой стороны — вполне себе логично. Будучи на родине, он пер как снежная лавина, не давая опомниться. Методично вколачивал в нее мысль о том, что дальнейший путь у нее один — Вильнюс. И выбора нет. А если попробует еще раз дернуться в сторону — пожалеет. Какой смысл скрывался в этом слове, если честно, не совсем понимала, но узнавать не хотелось.
С Вадимом Ила чувствовала себя словно на качелях: от хорошо до страшно — один взмах. Память на миг вернула ее в дом, где жили неделю.
— Глупая, ну куда ты рвешься? — прошептал как-то после секса. — Посмотри, как вкусно у нас получается все. — Поцеловал и добавил: — Попробуешь еще сбежать — пеняй потом на себя. Лимит терпимости уже профукала. Учти.
А она и не хотела больше вырываться. После того, как он ее нашел и забрал из полицейского участка чувство бунта утратило остроту, притупилось. Полтора месяца варилась в собственных противоречиях ожидании и страхе. Времени на подумать оказалось более чем достаточно.
После ресторана они зашли в супермаркет, купили продукты на завтрак, а когда вернулись в квартиру, Разумовский тут же зажал ее в углу. Оторвался на пару секунд, отбрасывая в сторону куртку.