Пробуждается день, а у старых грустей вновь горький вкус подавляемой магии, они не исполнены, поскольку он, столь важный, обрывает все тропы, ведущие к нему. Я кормлю своих пернатых приятелей и ожидаю, когда замолкнет шум в сенаторском зале Замка, делегаты разойдутся по выделенным им квартирам, а король вернется в свои покои, чтобы отдохнуть после очередной сеймовой стирки грязи этой страны.
Вернулся он в пять вечера, в ту закатную пору, когда в головах мужчин начинают сновать золотые кубки и развратные девицы, но он настолько был измученным и отравленным ходом совещаний, что атласные бедра баронессы фон Шниттер и неспокойное лоно княгини Изабеллы в данный момент были ему совершенно безразличны. Камер-лакей переодел его в не мешающий движениям robe de chambre, который теперь стали по-немецки называть шлафроком, и заказал ужин, который Станислав Август потребил в одиночестве, н желая никого видеть. Нескольких просителей он приказал отослать к Мошиньскому или Браницкому, сам же лег на диван, погасив лампу. По стене, обитой красной материей, мрак сползал на него самого, на мебель и картины и впитывался каплями бальзамической тишины в толстые ковры, на которых краски тускнели, превращая пушистую драгоценность в бесцветную тряпку.
Разбудил короля Хенник, пришедший разжечь огонь в камине. Понятовский приказал ему зажечь лампы и подошел к своему письменному столу, на котором лежало несколько новых книжек, в том числе: два английских романа, которые доставил коронный писарь, Огродский – "Тристам Шенди" Стерна и "История приключений Джозефа Эндрюса и его приятеля, мистера Абрахама Адама" Филдинга. Король взял второй роман и углубился в чтении. Через несколько страниц он почувствовал, как лицо его краснеет. "...Единственным источником того, чтобы сделаться по-настоящему смешным, является притворство, - читал он. – Притворство следует из двух причин: тщеславия и лицемерия. Тщеславие заставляет нас притворяться, чтобы добыть аплодисменты. Лицемерие, в свою очередь, приказывает нам избегать критики путем скрывания наших проступков под плащом добродетели".
Понятовский сглотнул слюну. Щеки горели, словно бы он получил пощечины с обеих сторон лица. Он стиснул книжку так сильно, что могло показаться, будто бы он желает ее раздавить словно хрупкую пудреницу из венецианского стекла. Глаза же сами, вопреки нему самому, вернулись к печатному тексту... "Притворство, следующее из тщеславия, более близко к правде, поскольку ему не следует преодолевать столь резкого сопротивления природы, как в случае лицемерия, оно находится в тесном союзе с мошенничеством, хотя на самом деле порождено тщеславием, скорее всего, оно связано с желанием представить себя в наилучшем виде. Так, например, притворство щедрости...". Король бросил книжку так, что та отскочила от двери и упала на пол. В дверях появился перепуганный Хенник.