Молчащие псы (Лысяк) - страница 318

При звуке этих слов хорошо одетые мужчины, сменившие свои юношеские идеалы и горящие мечтания на влияния, банковские должности и доходные посты, а так же залитые пудрами, благовониями и тюлями женщины, опирающиеся на руках позолоченных и посеребренных эполетами и аксельбантами загорелых пришельцев с берегов Невы, ускоряют шаг и вжимают богато украшенные головы в плечи, словно желая сойти с пути свистящего бича.

Долго следил я за этим нищим, диясь тому, что даже полицейские испытывают в отношении него какое-то странное уважение и обходят его, словно прокаженного. Он казался мне неизменным, похожим на буфера, вросшие в стены домов. Но однажды случилось кое-что, что убрало его из городского пейзажа и вызвало, что теперь город и башня обращались друг к другу лишь глубокой тишиной.

Перед собором остановилась резная карета, одна из тех барочных шкатулок, в которых по городу передвигаются магнаты, в которых даже самое уродливое женское тело кажется драгоценным в шикарном сиянии жемчужин и изумрудов, режущих оголодавшие глаза. Сколько перстней и ожерелий, браслетов и колье необходимо, чтобы хотелось есть как усатая ведьма с остатками зубов жрет ванильное пирожное? У благородной дамы, которая, бросив на момент своего спутника, вышла из экипажа, губы устали на службе стольких улыбок и похоти, что пробуждали отвращение, а не влечение. Она подошла к уличному музыканту и, вопреки его ожиданиям, не бросила ему хотя бы монетку, но, раскорячившись над ним и взявши себя под бока, заорала на него, извергая поток слов, настолько гадких, что с ней не могла бы соперничать самая злая из варшавских перекупок:

- Ах ты засранец, из дерьма выползший, отец трахнул твою мать на соломе, когда у нас во дворце ему жопу бичом разукрасили, а ты приперся сюда горло драть?!...

И оглушила его лавиной ругани родом из борделя, плюнула в миску и прошла в собор, окунув перчатки в наполненной освященной водой ладони услужливого кавалера. Тем же днем нищий исчез, и улицы облегченно вздохнули.


ТОМАШ ГРАБКОВСКИЙ


Фрагмент разговора Грабковского с епископом Солтыком:

- Ваше преосвященство. Мне всего лишь хотелось бы узнать, не создали ли инквизицию для того, чтобы легализировать удовольствие при пытке ближнего или же...


Насмешки Грабковского, нацеленные в ксёндза Париса:

(когда в ходе экспедиции за сокровищем "молчащих псов" буря уничтожает лагерь):

- Похоже, что Божье могущество гораздо сильнее обращается к нам во время бури; Парис в этом разбирается, у него на небе имеются связи.


(когда один из участников похода оплакивает погибшего приятеля):