До меня в башне проживал безымянный старик, о котором хорошо говорили только птицы, потому что он их кормил и умел3с ними разговаривать. То был уже последний отшельник, понимающий животных в цивилизации, что существует и до настоящего времени, и в которой первым инстинктом человека, к которому приближается животное – это схватить или ударить. Человек вечно оставался глухим к дружбе, сигнализируемой другими созданиями, он игнорировал всяческие знаки понимания и сигналы тактичных приглашений, пока это недружелюбие создало между ним и животными непреодолимый разрыв. Осталось сожительство со вшами, гнидами, клопами и тараканами, ну и традиционное алиби в форме плененных птиц, избиваемых плетью лошадей, скота и домашних собак, но уже тогда, в первых годах станиславовской эпохи, в моду начали входить все менее разумные породы собак, словно бы человек желал избавиться от комплексов, что рождаются тогда, когда хозяин до неприличия глупее своего четвероного питомца.
Всякое появление старика на вершине башни вызывало огромную суматоху среди птиц. Они слетались отовсюду верещащими оравами и обседали его полукругом, завистливо поглядывая на фаворитов, которым можно было садиться на рукавах, плечах и даже на волосах. Птичник нашептывал им что-то на каком-то странном языке, некоторых пернатых звал по имени и всех ругал, когда птицы толпились и толкались друг с другом. Наибольшей дружбой он дарил птиц, сбежавших из городских клеток. Там (в городе) они получали полное содержание, за что, однако, нельзя было купить их сердца, а когда им удавалось сбежать, благодаря невниманию служанки или непослушанию ребенка, птицы сразу же становились очень дикими, недоверчивыми и беспокойными. Такие птицы знали, что к человеку нельзя приближаться под страхом смерти. Вот только птичник был волшебником, и он умел склонять их на свою сторону.
Когда отшельник заканчивал свою речь и выслушивал, что собирались ему сказать птицы, он крошил хлеб, сердясь при виде драк за кусочки – при этом он приказывал, чтобы гости кормились поочередно, по одному. Потом птицы улетали, а старик погружался в тишину, глядя в небо, наполненное Богом. Он чувствовал, что от этого своего наблюдения становится лучшим и более умным, и знает он гораздо больше, чем в день, образ которого никогда не переставал его преследовать. Тогда он был молод и изнасиловал девушку, грубо сломив ее сопротивление, когда же кончил, она прижалась к нему своей покрытой слезами щекой. Он тогда бросил ее, и теперь не может себе этого простить. Она видела его, как он сидел на башне и сосредоточенно в гаснущее пламя собственной жизни, которое потратил понапрасну, хотя мог стать исключением и обмануть дьявола. Я попрощался с ним в отчаянном вое тысяч птиц, когда выбрал смерть.