Основные людские проблемы вечны. Через тысячу лет уродливой-бедной-доброй душой девушке гораздо труднее будет найти себе мужа, чем красивой-злой или некрасивой-с приданым, точно так же, как вчера или сегодня. Человек будет страдать от отсутствия любви и умирать от того, что у него нет хлеба; он будет воровать, убивать и обижать других самыми различными способами; он будет делать все то, что Конрад Лоренц назвал "невероятной общественной глупостью рода людского", и что является невероятной индивидуальной глупостью каждого из нас. Поменяется лишь одно. Через тысячу лет на углу Краковского Предместья и Сенаторской уже не будет торчать тот негодяй моисеевого вероисповедания, которого я слышу с Птичьей Башни, как он страстным кваканьем восхваляет свои гусиные перья "хорошие и для уплетов, и для поэм, и на письмо к милой, но лучше всего они пригодны для написания доносов, так что покупайте, благородные господа!". Через тысячу лет пост-электронные и пост-лазерные поколения развития техники приведут к тому, что на тебя напишет донос собственная печень, селезенка или самое хитроумнейшее из ребер.
Наши культивирующие традиции предки в особой степени должны беречься печенки, скорой к мести за постоянные пытки ее спиртным. В XVIII столетии этой проблемы еще не существовало, и она уже имелась. Ее не существовало, потому что печени еще не были способны к доносам, ну а имелась, поскольку они были способны к приему спиртного столь часто и в таких количествах, что тут требуется снять шапку с головы. Пили тогда на умор, ну а Варшава и в этом плане сделалась первой дамой во всей Европе. Вот несколько разрозненных зписок из воспоминаний графа Якуба Хенрика Флемминга, дочь которого, панна Флемминг, появится на страницах этой книги в третьей главе:
"Ужрался с Понятовским", "Гетмана Сенявского дома я не застал, поскольку тот напился досмерти", "Варминский епископ (Теодор Потоцкий) хорошенько нагрузился", "Невозможно сдвинуть с места вопросы комендатуры, так как оба литовских гетмана нажрались как свиньи", "Почейова сильно заложила за воротник", "Понятовский накушался до потери пульса" и т.д, и т.п.
Ксаверий Браницкий, вернувшись домой из кабинета Томатиса, сделал то же самое, но голова у Браницкого была крепкая и, прежде чем водка подкосил ему колени, он успел зацепиться за одну безумную мысль и под утро послал к Томатису банду своих псов-охранников, которыми командовал бывший эконом из имения, бешеный чех Бизак.
Слуги директора (с приставленными к их горлам ножами) завела "гостей" вовнутрь дома. Открыли дверь в альков. К изумлению Бизака Томатис не спал. Он сидел в кресле рядом со столиком с подсвечником. Читал. Когда непрошенные посетители вошли, он поднял голову, и по его лицу промелькнула тень ядовитой усмешки. Бизак, без какого-либо вступления, рявкнул: