В своей, ставшей родной, кибитке, Агата заново училась смеяться. Этим людям она могла открыться, особенно Лире — той было известно о принцессе такое, о чём даже её опекуны не догадывались. Разговоров о дворце все избегали — не нужно бередить старые раны. Агата почти не скучала. Ей только не хватало элементарного комфорта, да и привыкнуть к тому, что простолюдины держат её за свою, оказалось не так легко. «Здесь перед тобой никто не будет кланяться» — предупреждала Лира. Так и вышло: теперь все требуют, чтобы кланялась она. Принцесса знала, на что шла, и стоически переносила тесноту, постные похлёбки и царящее в местной среде панибратство. Не иметь под рукою слуг и охраны было немного обидно. И всё же, она ни капельки не жалела и совсем не раскаивалась. В замке, помимо королевских привилегий остались те, кто терпеть не мог наследницу, кто смел указывать ей. Уж лучше самой зарабатывать на хлеб, развлекая толпу, чем снова взваливать себе на плечи груз неоправданных ожиданий.
А всё-таки, её пытались найти. Спустя месяц после побега, на одном провинциальном рынке девочка услыхала, как торговки обсуждают пропавшую дочь королевы.
— Хворает просто девка, а вы тут развели!
— Астор не болеют. Ведь каждый день они пьют кровь висельников. Да и что за хворь такая, когда с неё сдували каждую пылинку? Говорят, девчонку-то украли.
— Что ты городишь, какие ещё висельники! Думаешь, короли такой заразой не побрезгуют? Это кровь девиц невинных, убитых в полнолуние. Точно вам говорю, мне моя бабка-знахарка рассказывала. Она ведьмой была, и знала всё-всё, кроме грамоты!
Где-то неподалёку Рамон спорил с лавочником о свежести рыбы. Ильда осталась штопать свой прохудившийся костюм из расписной сатиновой ткани, а Лира бегала по всему рынку, приставая к продавцам с просьбой сбавить цену. Особенно много внимания она уделяла сладостям: леденцам и тянучкам, о существовании которых Агата даже не подозревала до этого дня.
Чтобы Рамон не услышал ненароком некоторых подробностей о сбежавшей принцессе — например, что она была наследницей короны, а не просто заготовкой для династического брака, — девочка отвлекла его внимание на другие прилавки, где рыба была в самом деле свежей. Она волновалась зря: торговки уже чесали языками на новые темы. Но осадок остался.
Агата рассеянно смотрела по сторонам, и вдруг увидела сутулую, оборванную фигуру — нищий. Худой как скелет, ходил и клянчил деньги. Он делал это без особой наглости, присущей другим попрошайкам, а робко подходил и тряс деревянной кружкой, стараясь не смотреть в глаза. Такой тоненький и щуплый, как воробушек. Трёхдневная щетина была седой, а голову скрывала тюбетейка. Люди подобрее надменно швыряли ему гроши, а более чёрствые — ругали и плевались вслед. За каждую медяшку мужчина тихо благодарил чистым, лишённым просторечий языком. Агата заметила, что и руки у него тонкие, совсем не как у рабочих.