Гегель считал, что мало чувствовать одну жизнь природы, нужно схватывать абсолютную идею, иначе говоря, видение того, что вся наша действительность произведена самим познанием духа. Дух, познавая себя, познает и это познание, и в результате возникают разные формы бытия, например камни, которые почти ничего не познают, а растения уже познают хотя бы солнечный свет и питание от земли. Человек может уже познать почти все, и абсолютная идея есть сознание человеком своей способности познать всё.
Итак, согласно Гегелю, есть абсолютная идея как чистая форма познания. И как раз здесь нужен философ, а не ученый, потому что только философ может вывести из абсолютной идеи абсолютное содержание. Например, геолог, глядя на камень, определяет породу. А философ, глядя на тот же камень, понимает, как связаны жизнь и движение или как связаны бытие и пространство. Философия для Гегеля – это знание о знании и знание о реальности в их единстве. Гегель предвосхитил здесь Гуссерля, для которого установка сознания предшествует как самому философскому и научному познанию, так и опыту их различения.
Гегель сам говорил, что существуют непосредственные установки сознания. Например, мы различаем между формой познания (достоверностью) и содержанием познания (истиной), притом что на практике это различение может не пригодиться, но в теории оно всегда есть независимо от того, как мы воспринимаем стоящие за этим вещи и относимся к ней, – значит, это различение принадлежит непосредственному опыту сознания. Далее мы знаем, что предмет мышления всегда завершен (даже если мы мыслим, например, недостроенный дом, всё равно мы мыслим завершенным некий этап строительства, смотря на дом именно как на этап строительства), а наше мышление никогда не завершено, мы всегда хотим узнать, что было дальше и что может быть дальше. Из этого мы понимаем, что абсолютный дух в том и абсолютен, отвлечен, что может отвлечься от «что было дальше» и сказать, что прямо сейчас. Наконец, мы знаем, что мышление принадлежит только субъекту, объект не может мыслить, иначе он тоже станет субъектом, хотя бы субъектом этого своего мышления. Действие тоже не может мыслить, оно просто очерчивает границы мыслящего субъекта. Почему, когда мы пинаем мяч, мы признаем его объектом, а не субъектом, почему мы не предполагаем, что, может быть, мяч что-то думает о нас и наверняка нехорошее? Да потому только, что мы пинаем мяч, а если вдруг мяч собьет нас с ног, мы не скажем, что мяч нас пнул, мы скажем, что мы столкнулись о мяч. Различие живого и неживого, разумного и неразумного оказывается вполне практическим различием, а частные науки устанавливают уже следующие различия, например, когда и как что-то бывает живым (биология) или когда и как действует разум (психология). В неогегельянстве позднее обычно говорилось, что эти частные науки также принадлежат абсолютной идее, так как мы не можем предположить никакие варианты поведения вещей, кроме как установленные этими частными науками. Но для Гегеля установить поведение вещи – еще не значило установить ее умопостигаемость и умственность.