Цецилия пожала плечами. Обернувшись к гадалке, заговорщически заулыбалась:
— Значит, празднуем вдвоем.
Йолика неодобрительно покачала головой:
— Цили, милая, ты играешь с огнем и сильно рискуешь. Когда все раскроется...
— Когда все раскроется, менять что-либо будет уже поздно.
Оказавшись в кабинете, колдунья первым делом перетащила на письменный стол два пузатых бокала, откупорила бутылку Шато Марго, и рубиновая жидкость заструилась по тонкому стеклу, собираясь на дне бокалов. Опустившись в кресло, чародейка сделала небольшой глоток и прикрыла глаза, наслаждаясь терпким вкусом дорогого французского вина.
У нее есть кровь Керестея, а теперь и кровь Эрики. Все складывается просто чудесно. Теперь уже Кальман никуда от нее не денется.
— Но ты ведь понимаешь, что для завершения твоей авантюры необходима. — Йоланда выразительно хмыкнула. — Что-то я не заметила, чтобы Эрика рвалась в постель к Керестею.
— За это я вообще не беспокоюсь, — беспечно отмахнулась Цецилия.
Ее собеседница только пригубила вина, после чего отставила бокал в сторону и в упор посмотрела на свою воспитанницу.
— Когда все тайное станет явным, тебя возненавидят все и сразу.
— Я это осознаю, но цена за долгожданное возмездие значения не имеет. — Цецилия выпрямилась в кресле, отвечая ворожее таким же пристальным взглядом, в котором, как в зеркале, отражались всполохи разожженного в камине пламени. — Ты же так радеешь за мир между кланами, и я для нас желаю того же самого. Поэтому надеюсь, ты и дальше будешь меня поддерживать.
Ответить Йолика не успела: в кабинет без стука ворвался Эчед.
— Как Эрика? — подливая в бокал вина, спросила у сына Цецилия.
— Уснула. С ней сейчас Ида.
— Завтра будет как новенькая, — продолжая ликовать в душе, довольно улыбнулась женщина.
Не обращая внимания на присутствие гадалки, а может, попросту ее не замечая, Кристиан уперся ладонями в стол, нависнув над матерью, и раздраженно процедил:
— Ничего не хочешь объяснить?
— Это ты о чем? — прикинулась удивленной ведьма.
— О том, что я обнаружил у Кальман на шее! — рыкнул Эчед. Документы под его пальцами превратились в жалкий клок бумаги, но Кристиан этого даже не заметил, не сводя с матери потемневшего от гнева взгляда.
— Ты хочешь сказать, о моем ей подарке? — ни один мускул не дрогнул на лице женщины, она по-прежнему лучилась довольством и безмятежностью.
— В поисках которого ты шарилась по моей комнате! Этот кулон должен был стать подарком для Ясмин!
— Помню, помню, ты говорил: как знак вашей вечной и несокрушимой любви. — Цецилия откинулась на спинку кресла, и то мягко спружинило под тяжестью ее тела. — Напомни, когда ты его купил? Сразу по возвращении из России. И так до сих пор и не подарил.