Впрочем, в этой комнате есть еще один герцог.
Сейчас начнутся герцогские поглядушки.
— Лавинию, насколько я понимаю, мы не ждем? — говорит Герцог 1, то есть Винсент.
— Да, она не обещала, что у них с Льером получится вырваться. Сказала, что лучше пусть это будет приятный сюрприз, чем она нас обманет.
— Она же не может обманывать, кажется. — Софи вскидывает брови, когда все взгляды сходятся на ней. — Что? Я в последней поездке в Загорье перечитала все легенды про элленари!
— Легенды про элленари далеки от правды. — Винсент сдвигает брови.
— Да у них там вообще с правдой проблемы, — хмыкает Эрик.
Герцог 1 смотрит на Герцога 2 с характерной герцогской недоверчивостью, как будто ставит под сомнение его право вообще что-то говорить о Лавинии.
— Откуда у вас такие сведения, Эльгер?
— От вашей сестры, де Мортен.
— Неужели? Она вам это сама рассказала?
— Показала. Она мне много что показала.
Шарлотта поперхнулась и кашляет, Винсент темнеет лицом, а я понимаю, что семейный ужин никогда раньше не грозил закончиться так быстро. Поэтому и сама говорю быстро:
— Прошу к столу.
Шарлотта
Я люблю семью Эрика. По-настоящему — за то, каким он становится рядом с ними. Жестким и колючим, иногда — циничным, непробиваемым, но это все грани моего мужа, и мне нравится, что рядом с ними он способен их обнажать. Рядом со мной он другой, он меняется, словно пытается держать свою истинную суть под замком, и, видимо, не понимает, что я люблю его всего: от резких нот в интонациях, когда они прорываются, до небрежного сумасшествия, когда он старается быть более нежным. Более осторожным. Более… мягким.
Я видела самые разные его стороны, и ни одна из них меня не пугает, как может ему показаться. По-настоящему меня пугает только его взгляд, когда он смотрит на Терезу.
Эта женщина — его прошлое, но временами мне кажется — она настолько въелась ему под кожу, что он сам не понимает, насколько. Я видела его картины, и на каждой была она. Болезненно-остро, с надломом, через такую глубину чувств, не понять и не ощутить которые просто невозможно.
Сейчас она сидит рядом со своим мужем, и она совершенно точно не виновата в том, как Эрик на нее смотрит. Но рядом с ней (а я ведь знаю всю их историю из первых уст), рядом с ней он всегда был настоящим. Он мог позволить себе быть рядом с ней настоящим, потому что она — маг смерти, и с ней не надо носиться, как он делает это со мной. Наверное, считает, что я статуэтка, которая может надломиться от неосторожного обращения, но это не так. Я гораздо сильнее, чем могу показаться, тем не менее именно рядом с ней он становился собой: жестким и даже жестоким, именно болезненная страсть к Терезе заставила его написать все те картины… и вытолкнула его в Иньфай, где он сделал все, чтобы измениться.