В лесу стало смеркаться. Дед Степан дал команду: «Прекратить поиск, тяжелораненый тигр далеко не уйдет, завтра с утра его найдем, а сейчас возвращаемся к привалу!» Когда подошли к привалу, то увидели лежащего тигра, а из-под туши торчали в разные стороны руки и ноги. Дед Степан в ужасе вскрикнул: «Задрал, окаянный, непутевого лейтенантика!» Карабин навскидку, прицелились. Рогатины на изготовку. Дед с сыновьями к тигру. Пригвоздив рогатинами лапы к земле, увязали тигра и стащили с меня. Я приоткрыл глаза, с облегчением вздохнул и снова впал в забытье. Дед Степан, увидев опрокинутое ведро с остатками разведенного спирта, перекрестился и с радостью проговорил: «Мать пресвятая богородица, жив лейтенантик. Да они, чертовы шельмы, оба пьяны».
Просунув огромную жердь между связанными лапами тигра, четыре человека тащили тигра к машине. Меня вели под руки, остальные несли поклажу. Более всего возмущался дед Степан: «Ну, хоть бы по глоточку осталось, за день набегались, устали, да и золотую добычу следовало бы обмыть, не часто такое бывает».
Добрались до машины. Собрали клетку для тигра. Обработали ему рану, перевязали. Пуля прошла через заднюю левую лопатку. Когда мы подъезжали к военному городку, тигр пришел в себя, начал биться в клетке. Пришлось дать снотворное. Вот так закончилась моя охота на тигра. Года три друзья подначивали: «Ну, как дела, тигролов?»
Сахалин. Шестидесятые годы. Я – старший передовой команды. В количестве шести человек приземляемся на военном аэродроме «Пионерское», что на западном побережье Сахалина между городами Холмском и Чеховым. На аэродроме «Постовая» – Советская Гавань заменяют покрытия из металлических решетчатых плит на бетонные. Наша задача – установить палатки, приготовить места для стоянок самолетов, привести в порядок выделенные служебные помещения и встретить самолеты полка.
Матросы определены в солдатские казармы, я остановился на пограничной заставе. Застава в ста метрах от береговой черты. Три офицера заставы день и ночь на службе, вижу их редко. Солдаты также все время на охране границы. В казарме за старшину сержант Иван Харченко, высокий, белобрысый, розовощекий улыбающийся парубок. Мы почти ровесники. Вечерами разговоры. Новый человек для них интересен. Когда прилетел полк, я перебрался в палатку, но пограничников навещал часто, с Иваном мы подружились.
Был июнь месяц. Погода была какая-то путаная. Часов в десять утра начинал моросить мелкий дождь, после обеда прекращался. Ночи яркие, звездные, тихие. И так до июля. В июле погода переменилась на новый цикл: три дня морось, три дня солнце – и так до августа. В августе установилось равновесие: теплые ночи, солнечные деньки, изредка – мощные грозы с вихрями. Полк готовил летчиков асов-ночников. В 22 часа начинались полеты, в 4 утра заканчивались. Взлетная полоса тянулась вдоль берега. С противоположной стороны поднимались горы. Над сопками, на расстоянии 30 километров, гордо возвышалась полутора километровая гора Бернизет. Вершина ее в любую погоду была чиста от облаков и являлась ориентиром для летчиков. По воскресеньям мы посещали Холмск или Чехов. Но на танцы ездили в Чехов, там спокойнее. В Холмске в общественных местах скапливалась разношерстная публика, часто происходили драки, порой и поножовщина. Узкоколейная железная дорога петляла по скалам над самой водой. Было видно, как внизу по пояс в воде корейцы вытаскивали на берег стебли морской капусты. Чехов был окружен сопками, изрезанными террасами снизу доверху, на которых трудились корейцы, выращивая редиску, лук, чеснок, картошку, а по распадкам высаживали мелкорослые яблони и вишни.