Самолет набирал высоту. Я сидела, вцепившись пальцами в сиденье, и, кажется, ничего не видела, кроме круглой головы Ивлева, обтянутой шлемом. Ивлев обернулся, взглянул на меня, ободряюще улыбнулся. Что-то крикнул – я не услышала в реве мотора, в свисте ветра. Он мотнул головой, показал жестом – мол, смотри вниз.
Я выглянула из-за борта кабины и увидела, как далеко внизу медленно плывет земля – желто-серая земля Апшерона. Мне показалось, будто она расчерчена на квадраты и прямоугольники. А потом, я увидела море. Огромное, синее, гладкое… У меня дух захватило от красоты. Я просто глаз не могла оторвать от моря.
Ивлев был лихим пилотом. Вдруг он стал резко набирать высоту. Я и опомниться не успела, как повисла на ремнях вниз головой. Это была «мертвая петля»…
В общем, «покаталась» я на славу. Ивлев посадил самолет, отстегнул ремни, спрашивает, открыв в улыбке плотные белые зубы:
— Страшно было?
— Нет, говорю. А сама еле пальцы отодрала от спасительного сиденья.
— Ну, молодец, – говорит Ивлев. – А что ты видела сверху?
— Степь видела. Домики… и море.
— А железную дорогу видела, как электричка шла?
— Нет…
А сама думаю про себя: никогда не смогу я летать как этот летчик. Куда мне…
На следующий день в институте только и было разговоров, что о Воздушном Флоте. С интересом слушали мы Николая Шестопалова. Этот студент-старшекурсник, из рабочих парней, был главным энтузиастом. Он просто бредил авиацией.
Кажется, в тот самый день и возникла мысль – создать студенческий аэроклуб.
Авиационная горячка охватила институт. Будущие летчики стали собирать деньги на самолет – потому что, какой же это аэроклуб без собственного самолета? Конечно, студенческие стипендии – не слишком обильный источник средств. Но нам помогает Осоавиахим, помогает дирекция института.
И вот через некоторое время создан первый студенческий «воздушный флот»: один самолет «У-2», три планера и два парашюта. Ну что ж, с этим уже можно было начинать штурм неба…
Укомплектовано шесть летных групп, четыре планерных и одна парашютная. Можно приступать к занятиям. 6 января 1934 года – знаменательный день для нашего института: в этот день состоялось торжественное открытие студенческого аэроклуба. Его начальником утвердили все того же неугомонного Шестопалова.
А затем последовало всесоюзное признание. Николай Шестопалов был послан в качестве представителя АКНИ – единственного в советском союзе втуза с собственным аэроклубом.
Занятия в летных группах поначалу носили достаточно условный характер: не было специальной литературы, не было приборов и схем. Мы срисовывали в тетрадки схемы, который чертил мелом на доске наш инструктор, понемногу осваивались с авиационной терминологией – словом, хоть и с грехом пополам, но все же теоретические занятия продвигались. Хуже было в планерных группах: из-за отсутствия инструктора занятия там вскоре прекратились. В парашютной же группе они и вовсе не начинались.