Мы стали высказывать самые различные предположения. Возможно, где-то недалеко от Лубен наши войска перешли в успешное контрнаступление.
Там, в скирде, мы так и не догадались, почему возвращалась колонна. Позднее мы выяснили причину; она оказалась более простой, чем мы предполагали.
С заходом солнца мы покинули наше убежище.
После долгой ходьбы подошли к деревне. Не пытаясь производить разведку, мучимые голодом, мы направились к первой попавшейся хате, чтобы попросить хлеба. В огороде нас встретил старик.
— Куда вы, хлопцы? — озабоченно спросил он.
— Еды хотим попросить.
— Так здесь немцы. Почти все хаты забиты кавалеристами.
Старик осторожно проводил нас к копнам сена, стоявшим в лощине за огородами, а сам пошел за едой. Он долго не возвращался. Мы уж решили было, что дед нас обманул. Но старик вернулся через некоторое время и привел с собой старуху. Он принес нам большой кусок вареного мяса с картошкой и хлеба, а старуха — полный подол пирогов с фасолью, кувшин молока и яблок.
— Далеко ли немцы прошли? — спросил старик.
Нельзя было показать вида, что мы знаем столько же,
сколько он. Я спросил украинца, что он сам думает по этому поводу.
— Дурни говорят, до Волги немец прошел. А я думаю, не может того быть. О-о, хлопцы, еще будет дело, побежит еще немец, ой, как побежит!..
Мы принялись за еду. Старуха молча смотрела на нас, скрестив на груди руки. По временам она покачивала головой и утирала концом платка слезы. Старик продолжал рассказывать про немцев:
— Обдуривают они народ по-всякому. Вот уже три дня пленных водят взад-вперед по шляху и показывают в селах: вот, мол, пленных сколько взяли! А пленные эти одни и те же.
Томаш понимающе посмотрел на меня.
— Вот это трюк! — сказал он смеясь. — Об этом-то мы и не подумали.
— А народ, значит, верит фашистам? — спросил я деда.
— Что народ? Вот он, народ. — Дед раскинул руки, давая понять, что народ такой, как он, что и думает он так же. — Трудно народу. Шутка ли сказать, что творится…
Прощаясь с нами, старик строго приказал чугунок и кувшин оставить у копны сена и прикрыть, а его старуха плакала и благословляла нас.
Каждый новый день приносил все большие трудности.
По дорогам рыскали эсэсовские отряды, в селах появились старосты и полиция. Пропаганда фашистов, и устная, и печатная, старалась доказать, что произошел полный разгром Красной Армии. Томаш говорил теперь:
— Значит, покорившихся людей немного и немцы не от сладкой жизни пошли на трюкачество.
Действительно, к провокации и обману немцы прибегали не от сознания своего превосходства, а скорее от бессилия. Недалеко от города Ромны мы столкнулись с таким фактом. В поле работал колхозник, свозил снопы на гумно. Заметив нас, он испуганно вскрикнул, засуетился, быстро свалил с фуры верхние снопы, вскочил на воз и погнал лошадей. Мы окликнули колхозника, но он продолжал гнать лошадей и кричать во все горло: