Темнота наступала быстро. Мы подошли к постройкам, когда уже совсем стемнело. В одном из дворов толпились крестьяне — мужчины и женщины. Они, видимо, закончили работу, но не успели еще разойтись. Нас обступили, дали закурить, стали расспрашивать, откуда мы родом и далеко ли нам итти. Немцев на хуторе не было, заходили они сюда редко. Но пока мы разговаривали с колхозниками, как нарочно именно в этот вечер какой-то немецкой группе заблагорассудилось нагрянуть в хутор. Мы и не заметили, как на колхозный двор ввалилось до ста всадников, за ними тянулся обоз.
Толпа колхозников заволновалась, распалась на две части, люди хлынули к постройкам. Я оказался в правой половине толпы. Немецкий голос крикнул: «Хальт!» От толпы отделился пожилой колхозник и громко произнес: «Здесь собрались крестьяне, работу закончили и домой идем». Меня прижал к столбу какой-то рослый человек; схватив меня за плечо, он горячо зашептал: «Ради бога, не стреляйте, весь народ погубите, — он сунул мне в руку вилы. — За двором гумно, идите туда».
Все произошло молниеносно. Часть толпы, в которой я оказался, вынесла меня за постройки, и я нырнул в темноту. Шопотом меня окликнул Иван. У него в руках были грабли. Он зло швырнул их в сторону.
— Оружие… Тьфу! — сказал он.
Мы осторожно побрели по окраине хутора, чтобы отыскать остальных товарищей: их нигде не было.
Степь. Темнота. Слышны только голоса немцев на хуторе. Вдвоем с Иваном мы добрели до скирды соломы.
Всю ночь мы не спали, прислушивались — не появятся ли товарищи. Никто из них не появился. Мы прождали еще день, но больше ждать не было возможности, мы с Иваном замерзли — снег, слякоть, резкий ветер. С наступлением темноты, едва выволакивая из грязи ноги, мы двинулись к условленному месту встречи.
Прошло еще несколько снежных и студеных дней в бесплодных поисках.
Километрах в семи за деревней Волковцы женщина в поле нам сказала, что в хуторе, который лежит на нашем пути, скрываются красноармейцы. Мы с Иваном решили, что сюда пришел Томаш с товарищами и ждет нас, но ошиблись. На хуторе оказалось четыре незнакомых бойца. Красноармейский облик люди эти потеряли и, как видно, давно. Видимо, они, отчаявшись, решили, прежде чем погибнуть, пожить вволю. Предводительствовал группой бравый на вид парень лет двадцати шести. По всем его повадкам это был отчаянной жизни человек. Товарищи называли его майором, что ему очень льстило.
Один к одному подобрались и товарищи «майора». Они жили на хуторе третьи сутки, чувствовали себя хозяевами и усиленно уничтожали колхозных кур. Утром они собирались выступить в дальнейший путь и заказали бывшей колхозной бригадирше зажарить на дорогу двенадцать уток — ни больше, ни меньше, — по три утки на нос.