Она смотрит в окно, прижав к нему ладони. Отстраненно я думаю: прекрасно, теперь у меня на стекле останутся кровавые следы. Сто процентов по дороге домой тормознут менты, а у меня нет даже влажных салфеток.
Мы оба смотрим, как Жанна сажает Артема в машину и возится с креслом. Я поворачиваю ключ, и Лиза тихо просит:
– Подожди…
Почему-то меня это злит, и будто нарочно я резко выезжаю с парковочного места. Жанна вздрагивает и хмурится. Она узнала машину. Долго, вплоть до момента, когда я поворачиваю, смотрит нам вслед. Заметила Лизу? Мне бы хотелось, чтобы нет.
– Это твоя девушка?
– Это няня. Но да, она моя девушка.
– Красивая. Она хорошая?
– Да. Хорошая. Я сделаю ей предложение. Возможно, на новый год.
– Предложение… ого. А Темка как к ней относится?
– Он ее любит. Она педагог и ладит с детьми.
– Хорошо. – Лиза почему-то улыбается. – Я рада.
– Да что с тобой, мать твою, не так?! – рявкаю я, с силой ударяя ладонью по рулю.
От громкого звука клаксона какой-то мужик в рабочей форме, подскакивает и роняет коробку. Я не слышу, что он говорит, но вряд ли это что-то цензурное.
– Какого хрена ты из себя строишь, Лиза?
– Я просто хочу…
Она облизывает губы. Снимает с ссадины кусочек стекла и растерянно вертит его в руке.
– Я хочу, чтобы вы были счастливы. И ты встретил какую-нибудь хорошую девушку. И у Артема была мама.
– Сходи к врачу, – советую я. – У тебя с головой проблемы.
Меньше всего я ожидаю услышать то, что говорит Лиза:
– Да. Я знаю.
Я как будто раз за разом захожу в тупик. Бешусь от бессилия, невозможности говорить с ней, вызвать на какие-то эмоции. Хочу, чтобы она орала. Чтобы полезла драться, обозвала меня скотиной, психовала, сопротивлялась, бросалась вещами! Хочу, чтобы объяснила. Объяснила, какого хрена все это натворила, почему какой-то хуй с баблом был важнее ребенка. Объяснила, что с ней происходит, в кого она превратилась.
Эта грустная девчонка с окровавленными коленками на соседнем сидении – не та Лиза, которую я знаю. Тень от нее, жалкая копия, как будто рисунок в раскраске для взрослых. Хочется взять фломастеры и раскрасить ее эмоциями, мыслями, мотивами, желаниями. Но в то же время рисунок хочется скомкать и сжечь.
Мы въезжаем на территорию больницы, и администратор выписывает пропуск на второй этаж. Лизе тяжело идти, боль все-таки ее догнала, но я слишком зол, чтобы попросить для нее коляску или взять на руки. В первую очередь зол на себя, потому что мне должно быть плевать, здорова она или нет. Я просил убрать мусор, а не устраивать экзекуцию, и пусть бы сама промывала раны, переодевалась и ползла до государственной поликлиники, потому что на частную у этой шлюхи все равно нет денег.